– Твой сын вчерась пьяный пришел и всю раковину заблевал,алкоголик хренов.

А Танька Федюнина ей в ответ:

– Пьет, как все, зато на зоне не сидит. А твой тверезый, даза решеткой!

Райка язык и прикусила, а потом померла, от тоски, видать.Ей Клавка все выговаривала и Ленку учила.

– Кто это, Лена? – Я окончательно перестала пониматьпроисходящее.

Баба Нина затарахтела:

– Любовь Генкина, жена его, ну чисто Санта-Барбара, такоетолько в кино встретишь! Хочешь, расскажу?

– Очень, – совершенно искренне ответила я.

– Ленка-то не из наших будет, – мигом принялась вводить меняв курс дела старуха, – где ее Генка взял, не знаю, влюбилась она в него чистокошка. Только-только десятилетку закончила и к Генке переехала, к нам в барак!Видно было, что до этого в отдельной квартире жила. У нас в туалет, он тогдаеще работал, каждый со своей бумагой топал, а Ленка рулон повесила и говорит:

– Пользуйтесь, мне не жалко.

Коврик у входа положила, замок новый навесила, старыйзаедал, и всем ключи раздала, а денег не взяла. Ее тут у нас придурковатойсчитали, одно слово, студентка, в институте училась. Райка выйдет бывалыча накухню и жалится:

– О чем с невесткой говорить, не знаю. Не наша она птица.

А уж любовь у них с Генкой была! Прямо цирк! Жили-то в однойкомнате с Клавкой и Райкой, бабка с матерью на диванах, а молодые нараскладушках, где уж тут вместе побыть. Только шелохнутся, пружины и запоют наразные голоса. Так они чего удумали. Наши в бараке рано спать ложатся, водиннадцать ночи второй сон глядят. А Генка с Ленкой в ванную, пустят воду,навроде мыться пошли, а сами понимаешь чего делают. Я один раз в туалетпобежала, да все через стеночку услышала, чуть со стыда не сгорела, как она егообхаживала, и так и этак, и с удовольствием, ажно заходилась вся, крикомисходила. Вона, какая развратная девка оказалась. Мы со своими мужьями впопыхахи молчком, приличной женщине все это и нравиться не должно, тьфу. Ну а потомГенку посадили.

– За что?

– Книги он спер, семь лет дали.

– За книжку?!

– Э, не простая книга была, старая, дорогая, тысячи стоила,у профессора свистнул. Ленка его к этому ученому по делам ходила, видать, ирассказала муженьку, где поживиться можно. И ведь как хитро сделал, никто бы ине догадался. Вторые ключи смастерил, вошел тихонько в квартиру, книжонку запазуху, думал уйти, а тут, бац, милиция.

– Наверное, квартира на охране стояла.

– Нет, – замотала головой баба Нина, – смешнее вышло. Упрофессора еще ученики были, он одного оставил у себя работать, а сам уехал.Генка подумал, никого нет, и давай шуровать. А ученик понял, что вор орудует, ивызвал милицию. Вон оно как.

Она помолчала недолго и добавила:

– Профессор тот, как услыхал про кражу, так расстроился, чтозаболел и помер, поэтому Генке столько и дали, – пояснила баба Нина, –посчитали, что он его вроде как убил. Ленка прямо черная ходила, глазьяпровалились, губы белые, страх смотреть. Как вся история завертелась, ну,может, неделя прошла, выхожу на кухню, смотрю, стоит Ленка у окна на кухне,руки трясутся. Я ей и говорю:

– Глянь, девка, мимо чашки воду льешь.

Она-то повернулась и ответила:

– Плевать теперь на все, я его убью!

– Кого? – удивилась баба Нина. – Генку?

– Нет, конечно, того, кто милицию вызвал. Я к нему сегодняходила, просила сказать, что спутал, ну не видел он, как Генка книгу прятал, ивообще Гена с ним был приятель якобы. Себя предлагала за эти показания, в ногаху сволочи валялась, паркет лизала и молила:

– Ну скажи, наврал. Хотел приятелю отомстить. Ну давай так:я от тебя к Генке ушла, а ты и озверел. Не сажай моего мужа!

– А он чего? – полюбопытствовала баба Нина.

Лена с такой силой схватила чашку, что та треснула пополам,и чай потек на пол.

– Ничего, усмехнулся и ответил: «Кесарю кесарево, а домушникдолжен лежать на нарах».

Баба Нина ничего не сказала, ей тоже казалось, что лучше неворовать, а уж если попался, так молчи, сам виноват. Никто Генку за руку нетянул. Лена молча собрала осколки и мрачно заявила:

– Ну ничего, еще встретимся, отомщу по-страшному.

– Ты чего, девка, – испугалась баба Нина, – никак убивствозадумала! Грех это, одна мысль и то беда. Беги скорей в церковь и отмаливай.

Лена нехорошо усмехнулась.

– Убить – это слишком просто, раз – и конец всему. Нет, надотак дело повернуть, чтобы он, как Генка, мучился на нарах. Уж не знаю, какимобразом, но я его тоже посажу, надолго, на всю жизнь. Отомщу почище графаМонте-Кристо.

– Это кто ж такой? – спросила не читавшая Дюма старуха. –Что за граф?

Неожиданно Лена засмеялась, весело и открыто:

– Не дурите себе голову ерундой.

Спустя несколько месяцев Генку осудили, потом в одночасьескончалась Раиса, следом покинула барак Лена.

– С одной сумочкой ушла, – вздыхала баба Нина, – ну чисто савоськой, небось Клавка ее выгнала.

Старуха опрокинула еще рюмочку и закончила:

– Вон как жизня-то поворачивается! Думала Клавка, что двасрока проведет тут, ан нет, бац – и перекинулась. Да все там будем.

– Лена больше не появлялась? – спросила я.

Баба Нина покачала головой.

– Только Генка прибегал, вот уж не думала, что он так бабкуобихаживать станет. До тюрьмы-то лаялся с ней, но, видать, посидел да понял,что к чему. Вона какие поминки закатил!

– Это Гена стол организовал?

– А кто ж? Больше и некому, родственников нетуть. Водкинапер, колбаски, вон Зинке Малашенкиной из девятой комнаты приплатил, чтобысалат настрогала. Хоть и уголовник, да хорошо все сделал!

– Он здесь? – затаив дыхание спросила я.

– Тутось был, – завертела головой в разные стороны бабаНина. – Вон, около Михалыча сидел. Гляди туда, вишь мужичонка, ну лысый такой,носатый?

Я кивнула.

– Ен знает небось, где Генка, тот с Михалычем корешится.