Ее глаза стекленеют, будто она собирается выйти из «Истины». Но я не могу ей этого позволить, и от одной мысли об этом сердце еще сильнее колотится в груди. Жители четырнадцати бункеров умирают из-за нее. Нужно срочно придумать, как остановить ее. Я судорожно оглядываюсь по сторонам, пытаясь отыскать способ заставить ее передумать. Единственное, что ее пока интересует – это Зиана. Так и не пришедшая в себя девушка лежит на полу рядом с Коулом.

Агнес спросила, способна ли я убить одного человека, чтобы спасти миллион. Может, именно это и следует сделать.

– Я убью Зиану, – выпаливаю я.

Коул напрягается, нависая над ней и продолжая кашлять из-за дыма.

Агнес с секунду просто смотрит на меня, а затем улыбается, но мне хватает и этого, чтобы понять, что я задела ее за живое.

– Не думаю, что ты это сделаешь.

– А зря, – дрожащим от слез голосом подтверждаю я. – Клянусь, я так и сделаю. Она и так ранена. А если ты не остановишь протокол самоуничтожения во всех бункерах, то, обещаю, она умрет.

Агнес прищуривается, пытаясь рассмотреть сквозь дым Коула и Зиану. На мгновение у меня вспыхивает подозрение, что она закончит разговор, но затем она поворачивается ко мне.

– Как же сильно ты изменилась по сравнению с той испуганной девушкой, которую я когда-то нашла в хижине.

Я сжимаю руки в кулаки:

– Думаю, я многому научилась у тебя.

Агнес напрягается:

– Твоя взяла, Рысь. Я остановила атаку.

Я подгружаю интерфейс манжеты и проверяю сеть «Картакса». Похоже, протоколы самоуничтожения отключились во всех бункерах. Она не врет. Дым рассеивается, и взгляд Агнес устремляется к Коулу и Зиане. Она замирает на секунду, а затем с ее губ срывается тихий смешок.

– Агнес, послушай, – прошу я. – Не знаю, зачем тебе нужна Зиана, но что бы ты ни планировала…

– Помолчи, – перебивает она, откидывая со лба прядь волос. – Ты добилась своего, и я не нарушу свое слово. И не буду вновь запускать протоколы. Я не монстр, Рысь. И со временем ты поймешь, что это был единственный способ спасти нас. А сейчас мне пора идти.

– Но… Зиана все еще у меня, – говорю я.

Она ничего не отвечает мне, а через мгновение ее трехмерная проекция пропадает, а звонок обрывается. Я смотрю на Коула и Анну.

– Что, черт возьми, это было?

– Как по мне, все сложилось удачно, – отвечает Анна. – Она остановила атаку. Так что давайте выбираться отсюда.

Я хмурюсь. Агнес согласилась отступить лишь потому, что я пригрозила убить Зиану. Да и ответила она мне только после моего сообщения о том, что мы нашли Зию. Агнес явно не хотела, чтобы с ней что-то случилось. По крайней мере, она нервничала, пока дым не рассеялся. И пока она ее не увидела.

– Нужно выбраться на площадку, – все еще пытаясь отдышаться, говорит Коул и прижимается к двери.

Я смотрю на раскинувшееся на полу тело Зианы, и в голове вспыхивает образ девушки, запертой в резервуаре «Картакса». Той, что выглядит в точности как я. Девушки без половины мозга, которую Регина вырастила, чтобы в случае необходимости отвлечь от меня внимание. И когда Лаклан выносил ее из Энтропии, она выглядела так же, как Зиана сейчас: обмякшей, бездыханной и ни на что не реагирующей.

– Ребята, – шепчу я. – Думаю, это не Зиана.

Цзюнь Бэй

– Цзюнь Бэй! – выпрыгивая из грузовика, кричит Мато.

До меня доносится хлопок двери, а затем хруст камней под его приближающимися шагами. Манжета улавливает импульс энергии, вырывающийся из его маски, когда он на ходу прорывается в панели одичалых. Думаю, он планирует пустить в ход «Косу», если они попытаются напасть на меня.

– Цзюнь Бэй, подожди!

Я оборачиваюсь:

– Ты доверяешь мне?

Он резко останавливается, а его глаза расширяются:

– Их же тысячи. А мы только отправили код…

– Ты доверяешь мне?

– Конечно да.

– Тогда не мешай.

Я не дожидаюсь его ответа. А поворачиваюсь к одичалым и вновь шагаю к ним, сжимая кулаки и стараясь подавить страх, который пронзает меня. Одичалые в едином порыве поворачиваются ко мне. Их рты искривлены в оскале, а брови нахмурены, но в глазах виднеется нерешительность и непонимание, будто они не могут решить, как реагировать на меня. Меня окутывает вонь от их тел. Смесь отбросов, копоти и гниющего мяса. Их руки покрыты черными пятнами крови и грязи, губы потрескались, а из-под усеянной солнечными ожогами кожи торчат кости. На такой жаре они долго не протянут.

Но если «Панацея» работает, она не просто вернет им разум… она спасет их жизни.

Я подхожу ближе и, хотя никто из одичалых не пытается напасть на меня, стоящие в первом ряду начинают рычать. Дрон гудит надо мной и опускается ниже, а его камеры жужжат, чтобы передать более четкую картинку. Мато сказал, что это беспилотник «Картакса», который отправили, желая показать мирным жителям, как опасно за пределами защищенных бункеров. Скорее всего, они надеются, что полчище разорвет меня в клочья. Это уж точно окажется убедительным сообщением. Вот только я собираюсь отправить свое сообщение, и оно будет другим.

Чем ближе я подхожу к одичалым, тем дальше они отступают. Да, они продолжают рычать, а некоторые даже пригнулись, словно собираются наброситься на меня, но при этом выглядят скорее напуганными, чем обозленными. Думаю, именно страх сейчас наполняет их разум. А еще боль. И, скорее всего, замешательство. Трудно воспринимать их как жертв, когда их руки и рты испачканы кровью других людей. Но сейчас они не пытаются напасть на меня и не несутся ко мне. «Панацея» сработала.

Я замедляю шаг, когда оскалы пропадают с их лиц, а в глазах появляются проблески разума. Люди смотрят друг на друга, на свою грязную одежду и руки. Их человечность постепенно возвращается, и это заметно невооруженным глазом. Они излечились. Они больше не монстры. И в этот момент я как никогда осознаю, для чего написала «Панацею». Не ради бессмертия, и не для того, чтобы стать сильнее и безжалостнее.

Думаю, я написала этот код ради испуганной девочки, которой просто хотелось убежать от кошмаров своего прошлого.

– Ты сделала это, – подходя ко мне и с удивлением рассматривая приходящих в себя людей, говорит Мато.

– Да, «Панацея» действительно работает, – шепчу я.

– Это прекрасно, – отвечает он и тянется к моей руке. – Ты можешь вылечить их всех. Можешь сделать для них гораздо больше.

Гул усиливается, когда беспилотник опускается еще ниже. В толпе раздаются голоса, наполненные смятением, восторгом и потрясением. Эти же эмоции поднимаются во мне. «Панацея» работает, и от этого хочется пуститься в пляс, вот только я не ожидала, какие меня захлестнут чувства, когда я увижу это своими глазами. Одичалые излечились, но ради этого пришлось залезть им в головы. Изменить их разум. От осознания могущества алгоритма руки начинают дрожать. А мысль, что кто-то воспользуется им против воли, ужасает. Нельзя открывать исходный код, если существует возможность, что кто-то превратит его в оружие.