– Нет, уж извините, имен я называть не буду, – кривоусмехнулся Лабух, – вы все-таки убийство расследуете, я ляпну какое-нибудь имяи, не дай Бог, подставлю человека под подозрение. А ведь наберется не меньшесотни людей, причем все до одного – знаменитые, влиятельные, с серьзнымивозможностями.

– То есть не меньше сотни людей, у которых, по вашемумнению, могли быть мотивы для убийства Бутейко? – осторожно уточнил ИльяНикитич.

– Ну, я, наверное, преувеличил немного, но в принципе послебольшинства его материалов, газетных, журнальных, телевизионных, у каждого егогероя хоть на минуту такое желание возникало. А если учесть, что он еще и жил вдолг, просил у всех, не стеснялся, то тут вам, как следователю, можно толькопосочувствовать. Хотя нет, я слышал, убийцу взяли на месте преступления, прямов подъезде?

– Да, у нас есть подозреваемый, – уклончиво ответил ИльяНикитич. – Так вы говорите, он жил в долг. Лично у вас он когда-нибудь занималденьги?

– Дважды. Правда, все вернул. Нет, что касается долгов, тутвы, пожалуй, ничего не нароете. Долги он возвращал аккуратно, коллегам вовсяком случае. А вот что касается людей, к которым он лез как репортер, тут ямогу рассказать, что он творил, как изгалялся. Допустим, берет он интервью упопулярнейшего киноактера, немолодого, интеллигентного. Тот рассказывает емусмешную историю, как озвучивал в мультике роль голубого резинового щенка,исполнял там песенку. Беседа выходит под заголовком: «Голубой я, голубой, никтоне водится со мной». И большая фотография пожилого актера, причем самаянеудачная. Или как-то на Шаболовке в буфете он случайно подслушал разговор. Засоседним столиком сидел известный политик-демократ, бывший главный редактормолодежного еженедельника, и рассказывал, как в конце восьмидесятых один изкабинетов редакции пришлось сдать в аренду порнографическому журналу, которыйделали трое ловких мальчишек, и эти мальчишки бегали за сотрудниками редакции,уговаривая что-нибудь написать, перевести, предлагали несусветные гонорары.Буквально на следующий день в желтой, но очень тиражной газетке, в разделесветской хроники, выходит заметка на целый подвал, где рассказывается, какполитик-демократ продавал порноизданию не только помещение, но и сотрудников, аособенно молодых сотрудниц. И все это как бы с юморком. Ну а что касаетсявсяких любовных связей знаменитостей, тут уж ему равных не было. Выслеживал,подслушивал, шпионил, а потом стучал широкой общественности через средствамассовой информации, кто с кем спит. Бывало, что и семьи из-за этого рушились.

– Неужели никто ни разу не подал на него в суд? – опятьвклинился Илья Никитич.

– За что? За песенку голубого щенка? Ну разве можетнормальный человек публично признаваться, что это для него серьезно? Однивспыхивали и перегорали, не хотели пачкаться, тратить время и нервы, другиепонимали, что именно этого он ждет, потому как скандал есть самая эффективнаяреклама. Зачем же такую гниду рекламировать? Ох, простите, нехорошо я говорю опокойном. Нехорошо. Но посудите сами, он ведь никого не щадил, вообще никого,причем выбирал для своей охоты не каких-нибудь эстрадных попрыгунчиков, апредпочитал нормальных, приличных людей, которым такая, с позволения сказать,популярность на фиг не нужна. Вот, к примеру, одна очень известная и всемилюбимая телеведущая, не буду называть фамилии. Артем крутился около нее, какбес. Выведал, что у нее мать страдает хроническим алкоголизмом. Я с ним непоехал, но нашелся другой оператор, которому все по фигу. Засняли старуюженщину во время запоя. Издевался он над ней прямо в кадре, как мог.Расспрашивал, какой была ее знаменитая доченька в детстве, до какого возрастаписалась в штаны. А мамаша-то пьяная, ничего не соображает, едва языкомворочает. Пьяные слезы, истерика. И, разумеется, тут же дал в эфир в своейночной программе в качестве специального репортажа. Сплошные крупные планы,испитое лицо, загаженная квартира. А в перебивку – фотографии телеведущей,чтобы зритель ни на секунду не забывал, чья это мамочка. Да еще музыкальнымфоном пустил песню Окуджавы: «А на Россию одна моя мама, да только что онаможет, одна?»

– Когда же это было?

– Да меньше месяца прошло. Во второй или в третьей егопередаче, точно не помню.

– И как отреагировала телеведущая?

– Честно говоря, не знаю. Слышал сплетню, будто она дала емупощечину в холле Останкино на первом этаже, да не просто, а сначала перчаткунадела. А он будто бы дал ей сдачи, и между ними чуть ли не драка завязалась,но похоже, сам Артем и пустил такую «утку». Это как раз в его духе.

«Любопытно, а почему лично вы, Егор Викторович, пожилой,вполне порядочный человек, опытный телеоператор, и наверняка неплохой фотограф,работали с Бутейко, обслуживали его скандальную программу?» – мысленно спросилИлья Никитич. Только мысленно, ибо не хотел обижать человека, да и ответ былизвестен заранее: если отказаться, найдется десяток желающих, деньги всемнужны.

Что касается имени телеведущей, то тут и вопроса невозникло. Илья Никитич сразу понял, что речь шла о Беляевой.

Дома Бородин обнаружил, что на всех аудикассетах, помеченныхнадписью «Беляева», нет голоса Бутейко. Вопросы Елизавете Павловне задаваликакие-то сладкоголосые юные девицы.

– Елизавета Павловна, как вы поступите, если узнаете, чтомуж вам изменяет?

– Госпожа Беляева, если в вашем доме появится молоденькая,сексуально привлекательная горничная и вы заметите, что у вашего мужа с нейсвязь, что вы сделаете?

– Вы собираетесь обращаться к хирургам-пластикам, чтобысохранить молодость? Ведь вам уже много лет, и скоро вы станете старой.

Нет, такого рода вопросы задавались не сразу, не в первуюочередь. Сначала все выглядело как обычное интервью. Разговор начинался мирно,вполне доброжелательно, сладкоголосые девушки непременно вначале интервью выражалиЕлизавете Павловне свое восхищение, пели песни про ее обаяние, красоту, ум,задавали невинные и удобные вопросы и только потом выстреливали ей в лицокакой-нибудь пакостью.

Беляева была равнодушна к лести, вежлива, сдержана, отвечалаиногда остроумно, иногда вяло, вероятно, это зависело от настроения иобстановки. На хамские вопросы она отвечала просто: «А вы?»

– Мне двадцать один, а вам сорок! – сорвалась одна изкорреспонденток.

– Ну, все еще впереди, надо думать о будущем, – спокойноотвечала Беляева.

– Скажите, Елизавета Павловна, вы двадцать лет жили с одниммужчиной потому, что больше не находилось желающих?

– Извините, я не могу с вами разговаривать. У вас неприятнопахнет изо рта, – спокойно отвечала Беляева.

На бумажном вкладыше одной из кассетных коробок Илья Никитичобнаружил надпись простым карандашом, крошечными буквами: «Сто пудов»,20.03.98". Он позвонил Косицкому и попросил выяснить, что это такое.Капитан тут же сообщил, что так называется бульварная газета.