«Какая это у вас судимость, гражданин?»

А я стою и дрожу весь. Удавить хочу самого себя. Они думают,я от страху дрожу, не понимают, что от ненависти к самому себе. И вдруг я глазаКатьки увидел. Смотрит она на меня, и глаза у нее такие… — Он выбросил сигаретув окно, сжал крепче руль машины… — Никогда ее глаза не забуду. Смотрю ипонимаю, что натворил. И вижу, любит она меня по-прежнему. Понимаешь — меня,гаденыша, насильника, любит. А прокурор уже лезет со своими вопросами. Сейчас,говорит, мы этому сукину сыну очную ставку делать будем, и ты на него укажешь.И приказывает брюки с меня снять, чтобы, значит, пятна разные там на экспертизупослать. Тут его ребята с меня, как с каменного, брюки и содрали. А начальникмилиции говорит: «Не надо нам никаких опознаний, он это все сделал, тамсвидетели видели, как он с ней в парке встретился и как уходил оттуда, тожевидели». Но прокурор настаивает и просит брюки мне какие-нибудь найти.

На повороте мелькнула табличка, что до Хартфорда осталосьдевятнадцать миль.

— Скоро будем, — сказал Клычков, замолкая.

— Тебя посадили? — впервые нарушив молчание, спросил Дронго.

— Нет. Когда прокурор опять об очной ставке заговорил, онвспомнил, что заявления нету от потерпевшей. И сказал ей, чтобы она писала. А вбольшой комнате шумно было, мать кричала, милиционеры надо мной, раздетым,смеются, начальник милиции кричит, и вдруг так очень тихо Катька говорит:«Нет». И все услышали. Мать даже замерла, испугалась, на нее смотрит. Прокурорначал что-то понимать. «Как ты сказала?» — спрашивает. А она твердо так говорит:«Нет». И все молчат. Потом разом все кричать стали — прокурор, мать, начальникмилиции, даже дежурные «мусора». А она стоит одна, вся избитая, разодранная,изнасилованная, и говорит все время: «Нет, нет, нет».

Они ведь все не понимают, почему она меня жалеет. Непонимают, что и она в этот момент мои глаза увидела. И боль там мою тожеувидела. Знаешь, какая это страшная боль! Словно кто-то твою любимую женщинувот так подло, грязно, на глазах у тебя прямо трахнул, а ты стоял и смотрел. Тыдаже не представляешь, как это больно. Смотрю я на нее, как она все времятвердит «нет», и чувствую сам, какой я есть. Она ведь всю мою жизнь в этотмомент перевернула, человека во мне разбудила, а зверя убила. И на меня всевремя смотрит. Словно поддержки какой ждет. От меня ждет. И тут я впервые вжизни не выдержал. Встал я перед ней на колени и попросил: «Прости меня,Катька. И будь моей женой». Ты понимаешь — я, вор в законе, известный по Союзу«академик», на коленях стою перед ней в присутствии всех этих сукиных детей. Ивсе молчат. А она спокойно так, очень спокойно подошла ко мне и говорит, чтосогласна. Тут все снова стали кричать, а я, кажется, сознание потерял, ничегоне помню.

Ночью в себя пришел, в камере. Они решили, что она немноготронулась, и меня все-таки не выпустили. Так я из рубашки своей петлю сделал иночью повесился. Только не рассчитал, трубы там в изоляторе гнилые были, вотони и не выдержали. А через два дня меня выпустили. Кажется, мы приехали в этотХартфорд. Теперь ты понимаешь, что она для меня?

— Мне теперь жалко Рябого, — сказал вдруг Дронго, — тебя емуне остановить.

Они лежали на земле, всматриваясь в предрассветный туман. Вэти часы люди спят обычно особенно крепко. Все трое ждали Цаплю, который долженбыл появиться с минуты на минуту. Он лучше других знал расположение дома ивызвался проверить наличие охраны вокруг него. Все было тихо. Здесь не былостоль привычных уху стрекотания кузнечиков или щебетания птиц. Природа словнозамерла в ожидании.

— Чего он там так долго? — недовольно проворчал Клычков. —Мог бы и быстрее вернуться.

— Это не так просто, — заметил Дронго, — там ведь охрана.

— Не верю я ему. Он ведь человек Рябого, — напомнил Клык.

— Не надо, — строго одернул его Дронго, — он ведь с намисюда вместе приехал. Вместе будем этот домик штурмовать.

— Увидим, — произнес Клычков.

Они ждали еще минут десять, пока наконец не появился Цапля.

— Там удвоена охрана, — тревожно сказал он, — но пройтиможно.

— План прежний? — спросил Нестор.

— Да, но нужно быть очень осторожными. Иначе мы рискуемвызвать на себя огонь из сорока автоматов.

— Это уже как бог пошлет, — нервно сказал Клык, натягивая насебя противогаз.

— Не люблю стрелять в людей, — пробормотал Дронго, такженатягивая на себя маску противогаза.

— В общем, я единственный среди вас профессиональныйистребитель человечества, — Цапля надел противогаз и присоединился к остальным,— всегда мечтал пощупать Рябого.

Они отправились к дому, стоявшему на холме. Это былзагородный дом Рябого. Нестор, оставшийся один, подтянул к себе тяжелый пулемети посмотрел через оптический прицел на дом. Пока все было спокойно.

Трое из одной команды тихо крались к дому. У стеныпрохаживался часовой. Цапля поднял руку, попросив остальных лежать на земле, и,дождавшись, пока рядом с ним не поравнялся охранник, быстро вскочил на ноги. Небыло слышно даже хрипа часового, Цапля был настоящим профессионалом. Дронгоневольно поморщился, но Цапля уже подавал знак.

Они метнулись к стене, и Клычков бросил на стену специальныйкрюк. Зубья были обмотаны пластиком, и звука почти не было слышно. Первым поверевке поднялся сам Клычков, следом пошел Дронго, замыкалальпинистов-любителей Цапля. Они спустились в сад. Пока все шло по плану. УДронго висело за спиной огромное ружье. Все были вооружены короткими автоматамии слезоточивыми гранатами. Пока Клычков и Дронго двигались вперед к дому, Цаплярасчетливо установил на стене радиоуправляемые мины.

У дома ходили трое охранников. Цапля показал в сторонунебольшого строения справа от основного здания. Все трое поспешно скрылись там.

— Это уже настоящее кино, — прошептал, немного задыхаясь,Дронго, — тоже мне команда смертников!

— Ничего, — тоже тяжело дыша, ответил Клычков, — эти ребятахоть и моложе, но подготовлены еще хуже.

Дождавшись, пока охранник, стоявший у дома, подойдет к нимближе, они по знаку Цапли бросили камень на траву. Заинтересованный охранникподошел поближе и получил нож в спину от Клычкова.

Клык оттащил его за подсобное помещение.

— Обязательно махать ножами, — зло спросил Дронго, — неможете без этого? Мне потом отсюда еще уезжать предстоит.

— А ты хочешь, чтобы мы их в живых оставляли? — удивилсяКлычков. — Тебе просто твоя баба не дорога.

Не время было ругаться, и Дронго проглотил это оскорбление,лишь покачав головой.