Выходит, Морру тоже знал тайну епископа.

И наверняка понимал, что это опасная тайна.

«Я покинул Лиссабон, опасаясь за свою жизнь…»

Так он сказал нам сегодня с синьором Фидардо. И кажется, я наконец поняла, что он имел в виду.

Морру бежал из Лиссабона, пытаясь скрыться от епископа де Соузы и комиссара Гарретты! Он сымитировал свою гибель, чтобы они его не искали!

На малую долю секунды я почувствовала удовлетворение от того, что смогла разобраться в своих мыслях. Но в следующий же миг мой живот свело от тревоги.

Альфонс Морру вернулся в Лиссабон.

И собирается рассказать обо всем, что ему известно, газетам.

Что будет, если епископ де Соуза или комиссар Гарретта прослышат об этом?

Комок в животе сжимался. Я мечтала, чтобы поскорее наступило завтра и газеты уже поговорили с Морру и весь город узнал о том, что он жив.

Тогда я была бы спокойна.

Только тогда.

~

Тревожные мысли еще долго роились в моей голове. В конце концов я, должно быть, задремала – просто от изнеможения.

Было уже без четверти час, когда я открыла глаза.

В дверь громко стучали. От стука-то я и проснулась.

Ана вышла из алькова в ночной сорочке, накинув на плечи кофту.

– Открой! Это я, – послышался из-за двери голос синьора Фидардо.

Он был в пижаме и ночном колпаке и выглядел немного комично. Но мне было не до смеха.

– Морру исчез, – запыхавшись, выговорил он.

Сон как рукой сняло.

Ана поспешила зажечь керосиновую лампу. Я надела комбинезон, синьор Фидардо тяжело опустился на стул.

– Только что звонила доктор Домингеш, – сказал он. – Сорок пять минут назад в больницу пришел полицейский. Пришел, чтобы арестовать Альфонса Морру. Полицейский сказал, что пациента на самом деле зовут вовсе не Морру и что это лишившийся рассудка преступник, которого надо немедленно вернуть в тюрьму, откуда он сбежал.

Ана в ужасе закрыла лицо руками.

– Этот полицейский даже не назвал своего имени, – продолжил синьор Фидардо. – Сказал только, что должен забрать Морру. Доктор Домингеш, конечно же, отказалась. Она сказала, что пациент слишком слаб, чтобы перевозить его в другое место. Тогда полицейский стал угрожать ей и заставил показать ему палату Морру. Когда они туда пришли…

Синьор Фидардо глубоко и взволнованно вздохнул.

– Когда они пришли туда, палата была пуста.

– Пуста? – переспросила Ана.

Синьор Фидардо кивнул:

– Да. Пуста. Морру на койке не было. Одежда из гардероба тоже исчезла. Не спрашивая разрешения, полицейский бросился обыскивать другие палаты. Доктор Домингеш потребовала, чтобы он предъявил удостоверение. Полицейский отказался. И вскоре ушел.

– А Морру? – спросила Ана.

Синьор Фидардо нервно крутил свой ус.

– Его нет, – сказал он. – Доктор Домингеш проверила все инфекционное отделение. Он исчез. Двери между отделениями на ночь закрываются. Должно быть, Морру покинул больницу. И скорее всего, через окно.

Мы сидели молча. Я совсем запуталась. С улицы слабо доносились звуки города. Где-то далеко зазвенел трамвай и залаяла собака. Поблизости затормозила машина. Двигатель не выключили, и он продолжал работать вхолостую.

– Но я не понимаю, – сказала Ана. – Откуда полицейский мог знать…

– Я спросил об этом доктора, – сказал синьор Фидардо. – Она тоже в замешательстве. Единственный человек, который хоть что-то знал о Морру и о нашем визите, – это больничный священник. Доктор Домингеш просила его приготовиться причастить Морру, на случай, если состояние больного ухудшится. Видимо, полицейский пришел по наводке священника…

Внизу на улице двигатель автомобиля все так же работал.

И тут я вдруг все поняла.

Полицейский… Который разыскивает Морру… И который теперь знает, что мы приходили в больницу…

Мы в опасности.

Я быстро встала, чтобы запереть дверь на замок. Но опоздала – всего на каких-то несколько секунд.

– Совершенно верно, – раздался из темноты прихожей резкий голос. – Именно так оно и было.

Ана и синьор Фидардо одновременно повернулись. Лицо мужчины было в тени, но мерцающий свет лампы отражался в узких глазах под полями шляпы. Одна рука его была спрятана в кармане широкого пальто. Во второй он держал револьвер.

Это был комиссар Гарретта.

– Где он? – сразу спросил он, бесшумно войдя в комнату.

Ана и синьор Фидардо не ответили. Мы втроем уставились на блестящий ствол, направленный на нас.

– Ну же, – сказал Гарретта и с громким щелчком взвел курок.

Синьор Фидардо сглотнул.

– Вы не при исполнении, комиссар, – сказал он на удивление твердо. – Мы не обязаны…

– Молчать, – перебил его Гарретта. – Не умничайте. Это вам не поможет…

Быстрая улыбка скользнула по квадратному лицу комиссара, когда он добавил:

– …уж точно не в этом колпаке.

Бледные щеки синьора Фидардо вспыхнули от возмущения.

– Еще раз спрашиваю, – сказал Гарретта, – где Морру? Где вы его спрятали?

– Его здесь нет, – ответила Ана.

Она говорила очень тихо. Однако в ее голосе отчетливо слышалась злоба.

– Госпожа Молина, – неожиданно мягко отозвался Гарретта. – Я большой поклонник вашего таланта. Поэтому мне крайне неприятно вторгаться в ваш дом. Но у меня нет другого выхода. В Лиссабоне у Альфонса Морру нет друзей. Вообще никаких, кроме как в этом доме. Обезьяна и господин гармонный мастер навещали его сегодня в больнице. Согласитесь, вполне вероятно, что он прячется именно здесь.

Гарретта сделал паузу, но очень короткую, и Ана не успела ему ничего возразить. Потом Гарретта сказал:

– Вы укрываете преступника. Я должен увести его. Все очень просто. Предлагаю вам выбор…

Он направил дуло на меня.

Ана и синьор Фидардо не дышали.

– Либо вы говорите, где прячете Морру, либо я застрелю обезьяну. Вообще-то это надо было сделать уже давным-давно. Считаю до трех. А после я буду стрелять. Советую заткнуть уши, госпожа Молина. Не хотелось бы повредить ваш музыкальный слух.

– Господи, да что вы такое говорите! – воскликнул синьор Фидардо. – Вы, должно быть, спятили! Морру тут нет! Мы понятия не имеем, где он!