– Сегодня я навестил моего знакомого и попросил его узнать, не выдавался ли в их ведомстве паспорт некоему Алфреду Симану. Выяснить это, видимо, было не так просто, потому что ответа мне пришлось ждать полдня.

Синьор Фидардо сделал еще глоток. Потом посмотрел на меня и сказал:

– Ответ был отрицательный. Алфреду Симан не получал португальского паспорта.

После небольшой паузы Ана сказала:

– Что это значит?

– Это значит, – пояснил синьор Фидардо, – что человек, который в Кочине называл себя Алфреду Симаном, – обманщик. Должно быть, он проник в Индию по фальшивому паспорту. Скорее всего, это объясняется тем, что на самом деле его зовут как-то иначе.

– Альфонс Морру, – сказала Ана. – Но ведь это мы и так знали.

Лицо синьора Фидардо слегка скривилось от раздражения.

– Нет, мы этого не знали. Мы только предполагали, что это так. Теперь же мы выяснили, что наше предположение, возможно, верно. Однако нам все еще неизвестно, собирался ли Морру вернуться из Кочина в Лиссабон. Мы можем только надеяться. И не забывать, что сильно рискуем разочароваться.

Последние слова он произнес, глядя на меня.

Когда Ана в тот вечер уснула, я встала с дивана и выскользнула на лестницу. Теперь, когда я узнала от синьора Фидардо эти удивительные подробности, я не могла уснуть. Казалось, Альфонс Морру стал ближе, чем когда-либо. Я сидела на лестнице до самого рассвета и смотрела на улицу.

На следующую ночь я снова пришла туда. И на следующую тоже. Так прошла неделя, потом еще неделя. Каждую ночь я несла свою вахту у окна, готовая в любую минуту увидеть Альфонса Морру – в темноте возле нашего дома.

И однажды ночью это произошло.

То, чего я так ждала.

По Руа-де-Сан-Томе шел мужчина. Шел медленно, крадучись вдоль стен домов. В двадцати метрах от нашего подъезда он остановился под фонарем. От волнения у меня перехватило дух, я всмотрелась повнимательнее.

Он был худой, руки глубоко спрятаны в карманах короткого темного пальто. Лица под полями шляпы не видно, но на верхней губе угадывались тонкие усики.

Точь-в-точь такие, как были у Альфонса Морру.

Рост тоже такой же.

И плечи – такие же покатые.

Я замерла и перестала дышать. Мужчина под фонарем тоже не шевелился. Его взгляд был прикован к нашему дому.

Сколько прошло времени? Не знаю. Казалось, секунда, а может, целая вечность. На улице было пусто, пока по ней, грохоча, не проехал трамвай с площади Ларгу-даш-Порташ-ду-Сол. Мужчина нырнул в переулок. Несколько секунд я думала, что он ушел. Но когда огни трамвая исчезли в темноте, мужчина снова появился.

Он еще раз посмотрел на наш дом. Как будто – показалось мне – собирался с духом, чтобы перейти улицу и постучать к нам в дверь.

Что мне делать? Первое, что я подумала, – это разбудить Ану или синьора Фидардо. Но тогда мне придется отойти от окна. А вдруг он за это время исчезнет?

Пока я сидела в нерешительности, мужчина вдруг тронулся с места. Он поднял воротник и зашагал мимо нашего дома на север, вверх по Руа-де-Сан-Томе.

Я, не задумываясь, бросилась вниз по лестнице. Мои руки дрожали, и я с трудом открыла замок. Когда дверь наконец открылась, я чуть было не вылетела на улицу и не побежала вслед за мужчиной. Но остановилась, завернула в тамбур и натянула рабочий халат синьора Фидардо, весь перепачканный в краске, и большую синюю кепку, которую он надевает, чтобы защитить волосы от пыли при шлифовке.

Мужчина не успел далеко уйти. Он был метрах в пятидесяти на круто спускавшейся вниз Калсада-де-Санту-Андре. Вместо того чтобы бежать за ним, я сбавила скорость и попыталась собраться с мыслями.

Как мне поступить: схватить его или просто подойти и показать, кто я? Морру же наверняка меня узнает.

Я не могла решить. Просто шла за мужчиной, который, казалось, был полностью погружен в свои мысли. Он шел, чуть склонясь вперед, засунув руки в карманы и глядя под ноги. Он не спешил и не оборачивался.

Вскоре мы дошли до Праса-да-Фигейра. Мужчина пересек ее и двинулся дальше на запад через пустынную Праса-Россиу и вверх по холмам по Байрру-Алту. В конце концов он свернул на узкую и темную улочку рядом с парком, названия которого я не знала. Я немного отстала и, когда дошла до угла, мужчина уже исчез.

Я остановилась, растерянная. Неужели он меня обнаружил? Вдруг он стоит, притаившись в одной из темных арок, и ждет, что я пройду мимо? А вдруг у него сохранился пистолет, которым он грозился пристрелить Старшого?..

Безумный поток моих мыслей прервался, когда на третьем этаже по ту сторону улицы загорелся свет. Я быстро подошла к двери под окном. Она была заперта. Перед дверью висели четыре таблички за пожелтевшим стеклом – по одной на каждую квартиру. Имя на предпоследней табличке было выведено изящным почерком:

Имя это мне ничего не говорило. Но почерк почему-то казался знакомым. Я была почти уверена, что видела его раньше.

Может быть, на конвертах с деньгами, которые присылал Морру?

Я взглянула вверх на фасад. Совсем рядом с освещенным окном проходила водосточная труба. На улице никого. Была середина ночи. Если я буду соблюдать осторожность, меня никто не заметит.

За несколько секунд я забралась по трубе на третий этаж. Шторы были наполовину прикрыты. В просвет между ними я разглядела крохотную комнату. Полки забиты книгами, по стенам развешаны на булавках какие-то рисунки. В одном углу письменный стол, в другом – узкая аккуратно застеленная кровать. Старый потертый комод возле кровати, на нем – граммофон. У граммофона стоял человек, которого я преследовала. Он как раз положил на диск пластинку, и, к моему большому удивлению, я услышала Анин голос, на очень низкой громкости.

Мужчина повернулся и подошел к столу. Там была подставка для пера, чернильница и пишущая машинка. Рядом с машинкой стопка бумаги для писем и конверты.

Бумага и конверты были одинакового кремового цвета.

Я сразу вспомнила, где я видела почерк с таблички на подъезде.

Не на письмах Морру…

…а на письмах тайного поклонника Аны.

Прежде чем мужчина сел, я мельком увидела его лицо. Узкое и бледное, с тонкой черной полоской усов.

В остальном он не очень-то походил на Альфонса Морру.

Бесшумно и осторожно я сползла по трубе вниз и медленно побрела домой. Ноги потяжелели, словно налились свинцом – так я была раздосадована.