– В Ордоре не одна Шторм, – вяло возразила Омарейл. – Тем более наша Шторм относится к вам без симпатии. Помните, как груба она была, когда говорила про ваш шрам…

Даррит сделал глоток чая, прежде чем ответил:

– Я сам внушил ей отвращение. Обычно она настроена ко мне нейтрально, как и все.

Омарейл удивленно распахнула глаза.

– Внушили? Зачем?

– Госпожа Эдельвейс отчего-то решила потренировать на мне искусство кокетства.

– Наверное, такое часто случается? – предположила она.

Он лишь дернул плечом, и она поняла, что Даррит не хотел продолжать разговор на эту тему. Поэтому спросила:

– Утренние газеты уже принесли?

– Да, о вас ни слова.

Омарейл глубоко задумалась и, не заметив, съела четыре блинчика.

Увидев внимательный и чуть ехидный взгляд Даррита, она с вызовом сказала:

– Да, я хорошо ем, за этим всегда следили. А вы очень вкусно готовите.

– Дело просто в рецепте. – Он пожал плечами.

– Не знаю, может быть. Я ни разу не готовила, поэтому не стану спорить.

– Ни разу не готовили? – удивленно спросил Даррит.

Омарейл одарила его мрачным взглядом.

– Что ж, полагаю, у вас были другие дела, – откликнулся он, прочистив горло. – Чем вы обычно занимаетесь в течение дня?

Резко отодвинув чашку в сторону, она ответила:

– Ну уж нет, господин Даррит, я ответила на тысячу ваших вопросов. Теперь вы расскажите мне об эксплетах. Вы обещали долгий разговор, и у меня как раз есть время.

Он посмотрел в окно, словно собираясь с мыслями, и ответил:

– Хорошо. Что ж, как я сказал, эксплеты могут считывать эмоции других людей и передавать им свои. Это происходит через зрительный контакт, но иногда достаточно и просто находиться рядом. В таком случае нужны сильные эмоции. Воспринимаются они порой как свои, но при должной концентрации вы всегда сможете отличить, что – ваше, а что – чужое. Ребенком я… получил хороший урок, как важно отстраняться, не позволять себе растворяться в том, что чувствует собеседник. Сейчас мне это удается без труда.

Омарейл знала, что у нее с этим пока были сложности. Впрочем, она не могла сказать, что испытывала очень много чужих эмоций: чаще все же она передавала свои – окружающим.

– Если вы встретитесь взглядом с эксплетом, то сразу поймете, кто перед вами. Это необычное ощущение, когда ты смотришь на человека и ничего не чувствуешь. Как будто тебя внезапно оглушили.

– У меня нет такого, – пожала Омарейл плечами. – Я не чувствую разницы между другими людьми и вами, хотя с другими мне проще. С вами я никогда не могла понять, что у вас на душе.

– Я думаю, это связано с тем, что вы всю жизнь были лишены человеческого общения. Ваш дар спал все это время, не имея возможности проявить себя. Когда вы начали сталкиваться с людьми, способности начали просыпаться, но пока вы на уровне ребенка. Со временем вы овладеете ими полностью.

– Да, – вздохнула Омарейл, – может быть, – со страхом и отчаянием произнесла она.

– Через зрительный контакт вы можете не только испытать чувства другого человека, но и влиять на них. Но при отсутствии контроля с вашей стороны, окружающие будут воспринимать все изменения вашего настроения. Поэтому эксплет должен тренировать способность держать свои чувства при себе.

Сам он, подумала Омарейл, преуспел в этом.

– Одно из основных правил «Эксплетариума» гласит, что главной обязанностью эксплета является контроль над собственными эмоциями. Всегда. Каждую минуту.

– Разве это возможно?

Даррит криво усмехнулся.

– Одной вспышки гнева может быть достаточно, чтобы у вас даже не возникало подобных вопросов.

Он бездумно потер свой шрам.

– Вчера вечером я доехала до вас с извозчиком, – проговорила Омарейл. – Мне было так стыдно перед ним за то, что у меня не оказалось денег, что он сам уехал. Думаю, он теперь недоумевает, как мог не получить плату за такую дальнюю поездку. Мне неловко перед ним.

– Такое будет случаться, пока вы не возьмете ситуацию под контроль, – кивнул Даррит, а затем продолжил: – Эксплет может внушить и ложные эмоции. Но это сложно. Вы должны испытать их, найти внутри себя. Кроме того, это неэтично. Второе правило «Эксплетариума» гласит, что эксплет не должен злоупотреблять своим даром и манипулировать людьми.

– Это запрещено? Но вы внушили радость Дану, когда я его напугала, и отвращение Шторм.

– Это не запрещено – это не приветствуется. Я не люблю использовать свой дар, чтобы управлять людьми, но в случае необходимости могу сделать исключение.

– И где грань?

– В моей голове. Каждый сам определяет ее для себя, как и во всем остальном. Ложь, подлость, злословие – все это относительные понятия и могут выглядеть очень по-разному, в зависимости от точки зрения. То, что один сочтет справедливостью, в глазах другого будет предательством.

– Но должны быть какие-то общие представления, что хорошо, а что плохо.

Он просто молча покачал головой.

Омарейл нахмурилась. Даррит, безусловно, ошибался. Какие-то ситуации могли быть двусмысленными, но были вещи, которые нельзя трактовать двояко. Впрочем, она не собиралась спорить с ним об этом: вступать в философские рассуждения на тему добра и зла ей хотелось меньше всего.

– Вы говорили, – со вздохом продолжила она, – что человек может почувствовать диссонанс, если внушаемые чувства резко противоречат его собственным. Тогда, с Даном…

– Это была непростая работа, – кивнул Даррит, предугадывая вопрос, – позвольте объяснить, что произошло. Первым делом я попытался успокоить господина директора. Когда вы пропали из поля зрения, это стало проще, вы уже не влияли на него. При этом я говорил с ним на спокойную тему, чтобы он связал изменение настроения именно с тем, что переключил внимание с вас на новый объект. Когда я почувствовал, что он спокоен, то начал думать о приятном, чтобы передать ему это ощущение… тихой радости. Затем, почувствовав реакцию, постепенно начал выводить его на выраженно позитивное состояние, сопровождая это соответствующим разговором. Мне пришлось согласиться на просьбу, на которую я не собирался соглашаться. Директор был очень рад.

– О, спасибо. Извините за неудобства.

Она чуть помолчала, вертя в руках изящную чашечку.

– Почему вы решили помочь мне?

– Не мог оставить без присмотра эксплета, вселяющего ужас во всех, кому посчастливилось оказаться рядом. Вы могли устроить настоящий хаос. И уж тем более я не стал бы оставлять директора школы с квадратными от страха глазами. В тот день я впервые допустил вероятность, что вы не понимали, что делали.