к ней сзади подошел заботливый дежурный сержант по фамилии Брэнсон. Гейл не хотела засыпать, боялась этого, потому что знала, что увидит в кошмарном сне Джека, идущего за ней, увидит горящие глаза на обесцвеченном черепе и клыки во рту, превращающие его в гибрид человека с собакой. Она замотала головой, отказываясь от кофе, и подтянула колени к подбородку. Рану на руке обработали и забинтовали, но в пальцах все еще пульсировала боль, и Гейл задумалась о том, не сделать ли ей прививку от бешенства.

– Э-э… Мисс Кларк, думаю, вам не стоит больше сидеть здесь, – сказал дежурный сержант. – То есть не подумайте чего, я не против вашей компании, и все такое, но не можете же вы провести здесь всю ночь.

– Почему?

– Ну а зачем вам это? У вас ведь есть какое-то жилье, правильно? Я хочу сказать, что это сейчас здесь тихо, а потом сюда приведут шлюх, сутенеров, наркоманов и прочие отбросы общества. Вам ведь не захочется оказаться рядом с ними?

– Я не хочу идти домой, – еле слышно проговорила она. – Пока не хочу.

– Ага, понятно…

Он пожал плечами и сел на скамейку рядом с ней, с преувеличенным интересом рассматривая потертости на своих ботинках.

– Вы можете спокойно идти домой, – сказал сержант, не глядя на нее. – Никто вас не тронет.

– Вы тоже не верите мне? Тот первый болван не поверил, и ваш лейтенант тоже, а теперь и вы.

Он слабо улыбнулся:

– Что значит «поверил не поверил»? Вы рассказали то, что видели, и полицейские проверили ваши показания. Они обнаружили много пустых квартир и пару бегающих по двору собак…

– Но вы же согласны, что это чертовски странно, когда все номера не заперты в одиннадцать часов вечера? Так ведь не принято делать в Голливуде?

– Кто может сказать, что принято, а что не принято в Голливуде? – тихо ответил Брэнсон. – Правила меняются каждый день. Но эта чушь, что ваш приятель оказался кем-то вроде… как вы сказали? Вампир или оборотень?

Она промолчала.

– Вампир, разве не так вы сказали? Ну хорошо, а он не мог надеть маску для Хеллоуина?

– Это была не маска. И вы, ребята, упускаете самый важный момент: что случилось со всеми этими людьми из других номеров? Они дружно вошли в Сумеречную зону или еще куда-то? Где они все?

– Об этом мне ничего не известно, – сказал Брэнсон, поднимаясь на ноги. – Я бы посоветовал вам все же отправиться домой, а?

Он вернулся к столу дежурного, чувствуя, как взгляд Гейл сверлит его затылок. Разумеется, Брэнсон не стал говорить ей, что лейтенант Уайли вместе с группой полицейских прямо сейчас оцепляет апарт-отель «Сандал», чтобы пройтись с пылесосом по каждому номеру. Он мог бы сказать, что Уайли не на шутку обеспокоен. Когда левая бровь лейтенанта начинает дергаться – это верный знак, что запахло жареным. Эта женщина, Кларк, ответила на все вопросы, на какие только могла, и сама задала немало вопросов полицейским, которые, разумеется, не смогли предложить никакого разумного объяснения. Уайли строго наказал Брэнсону избавиться от нее, потому что она была настоящей занозой в заднице. Брэнсон уселся за стол и начал перекладывать бумаги с места на место, поглядывая на телефон, в надежде, что тот зазвонит и сообщит о чем-то старомодном – вроде ограбления или разбоя. А все это вампирское дерьмо – просто курам на смех. «Нет, – поправил он сам себя. – Не курам, а летучим мышам».

IV

«Просыпайся!»

Митч Гидеон отчетливо слышал это голос. Но ему не потребовалось открывать глаза, потому что они и так уже были открыты. Просто голова его как будто бы дернулась назад, а зрение прояснилось, словно до этого он смотрел сквозь матовое стекло. Мгновением позже он осознал, где находится. И это открытие потрясло его.

Он стоял в вестибюле похоронного бюро «Гидеон-4» на бульваре Беверли, неподалеку от «Си-би-эс телевижн-сити». Тяжелые хромированные дубовые двери за его спиной были распахнуты, мимо проносился холодный ветер с улицы. Гидеон услышал негромкий шум, напоминающий звон китайских колокольчиков, и посмотрел на свою руку – это звенела связка ключей, а тот, которым открывалась входная дверь, он все еще зажимал между большим и указательным пальцами. На Гидеоне были коричневые домашние тапочки и коричневый велюровый халат с инициалами МГ на нагрудном кармане поверх его любимой белой шелковой пижамы.

«Я в пижаме? – недоуменно спросил он сам себя. – Что за хрень здесь происходит? Мне это снится, или я под гипнозом, или что-то еще?»

Огромная люстра с электрическими свечами освещала вестибюль ярко-золотым сиянием. Гидеон не помнил, чтобы он щелкал выключателем на стене. «Будь я проклят! – подумал он. – Я же не помню ничего с того момента, когда лег в кровать вместе с Эстель в… Сколько времени тогда было?» Он взглянул на запястье и понял, что его часы остались в спальне, в ящике комода, куда он их клал каждую ночь перед сном. Ему захотелось прокричать во весь голос два вопроса: «Что я здесь делаю?» и «Ради всего святого, какой черт перенес меня во сне из Лорел-Каньона на бульвар Беверли?».

Гидеон развернулся и вышел на стоянку перед зданием. Там, на отдельной площадке с пометкой «Только для мистера Гидеона», стоял его «линкольн-континенталь». Однако на стоянке оказалась еще одна машина – большой фургон «Ю-Хоул».

Гидеон подошел к нему, но в кабине никого не увидел. Потом оглянулся на здание похоронного бюро, построенное в тюдоровском стиле, и заметил свет в окне верхнего этажа. «Это же мой кабинет! – понял он. – Получается, я был там и работал? Но как я попал туда из дома? Ходил во сне? И Эстель не слышала, как я ушел?» Кажется, Гидеон смутно припоминал, как сидел за рулем своей машины, горячие всплески фар и огней светофора на лице, но он думал, что это просто сон. Благодарение Богу, что этой ночью ему не приснилась нагруженная гробами конвейерная лента, и рабочие вокруг не ухмылялись ему так, как будто он был одним из них. Голова раскалывалась, словно кто-то вскрыл ему череп на макушке и вставил внутрь заводной ключ, повернув который можно заставить его бешено крутиться в любую сторону.

Гидеон обернулся и вгляделся в темную даль. «Это же тот проклятый Богом дом, – внезапно подумал он. – Тот замок, где какой-то маньяк отпилил голову Орлону Кронстину». Образ этого здания терзал его мозг, врываясь в мысли и днем и ночью, сводя с ума. Ему показалось, что он даже сейчас различает в темноте замок в кроваво-красных неоновых