ударило по немцам, обладавшим исторической памятью. Для них это было самым непростительным оскорблением.

Достижения и провалы

Попеременно консервативное и либеральное направления Веймарской республики отражали политический спектр современной германской истории. Об ее четырнадцатилетием периоде говорилось, как о попытке подчинить имперскую Германию Французской и Немецкой революциям{610}. Хотя консервативно-регрессивные элементы в итоге выжили, усилив политику правых, отличительным достижением Веймарской республики была конституционная экспансия либерального «государства всеобщего благоденствия». До 1920-х годов только революционная Россия оказалась достаточно смелой, чтобы обещать удовлетворение базовых социальных нужд всех своих граждан. Количественный скачок Веймарской республики в правительственных услугах для семей и защита рабочих объяснялся не Россией и не Немецкой революцией. Его основа заключается в прогрессивных законах о социальном обеспечении, принятых при Бисмарке в 1880-ые годы{611}. Амбициозное законодательство республики предоставляло решения фактически всех социальных проблем — от здравоохранения и жилья до антисоциального поведения и даже генетического уродства. Оно беспрецедентно щедро расширило помощь нуждающимся и безработным в программе соцобеспечения. Один из восхищенных историков отозвался о ней, как о «кульминации утопической мечты Просвещения по обеспечению самой лучшей еды [для] самого большого количества»{612}.

Однако мечтатели часто являются плохими бухгалтерами. Веймарские либералы приняли законы о социальном обеспечении, не подсчитав полной стоимости. Хотя тяжелые времена не позволяли дать столько, сколько обещалось, получалось достаточно, чтобы более чем в два раза увеличить социальный бюджет между 1915 и 1925 годами. Правительство брало большие кредиты в американских банках для выплат по социальному обеспечению. Таким образом, новые долги нарастали, в то время как положение в экономике Германии ухудшалась{613}.

Кроме «государства всеобщего благоденствия» имелись структурные проблемы, которые было не менее трудно решать. Невозможность забыть военные потери продолжала генерировать подозрение и недоверие к правительству, которое многие считали замешанным в случившемся. Нации была дана новая, демократическая политическая структура. Но ее введение Веймарской республикой оставалось робким и абстрактным. Немцам отчаянно требовалась работа, помощь семьям, также необходимо было послевоенное восстановление. А новый парламент, как казалось, был занят пунктами конституции и законопроектами, далекими от главных требований ежедневной жизни{614}. Новые политические партии левого и правого толка были готовы заменить республику недемократическими средствами при первой же возможности. Крепкая старая гвардия, одолеваемая антиреспубликанскими настроениями, обеспечивала конфронтацию и застой, цепляясь за судебные и административные должности. Уже в марте 1920 года восстание под предводительством основателя правого крыла Партии Отечества Восточной Пруссии, Вольфганга Каппа, послужило предзнаменованием насилия, которое будет периодически расползаться по Веймарской республике на протяжении десятилетия. И к этому опасному тупику новая конституция добавила собственную структурную проблему, дав президенту республики власть распускать парламент и править непосредственно через своего канцлера во время кризиса{615}.

На протяжении десятилетия антиреспубликанские настроения также усилились внутри германского высшего командования. Оно уже приходило в отчаяние, не надеясь получить ту армию, которую желало, от руководимого социал-демократами парламента. Думая о контрактах, которые заключит с ними расширяющаяся армия, крупный бизнес и промышленность (в особенности — металлургическая и сталелитейная) давили на правительство, требуя переместить инвестиции из соцобеспечения на оружейное производство{616}.

На этом фоне провал Веймарской республики можно проследить год за годом, событие за событием. Даже при ее возникновении в 1919 году подул ветер противодействия: 75 из 337 членов Национального Собрания проголосовали против ее создания. Первые парламентские выборы 1920 года дали критикующим или враждебным партиям небольшое преимущество над ранее правившей либеральной коалицией{617}. Многие из голосов несогласных поступали из района Восточной Эльбы, где видели, как цены на пшеницу упали на 40 процентов с 1919 по 1922 год{618}. Наиболее зловещим предзнаменованием для правительства оказалось начало потери поддержки среди среднего класса. Опасаясь удара по карману от вмешательства нового либерального правительства и тяжелой конкуренции от воинственно настроенного рабочего класса, основная масса ремесленников и владельцев магазинов стала такой же своенравной, как низшие классы и уязвимые секторы высшего общества. Видя нарастание угрозы их жизни, эти группы также стали восприимчивы к тому, что Детлев Пойкерт назвал «самыми дикими идеологическими и квази-мистическими идеями», которые мешали и помогали немцам. Вместе с сельскими избирателями, городской средний класс все больше терял веру в либеральные партии. После 1928 года он также покинул консервативную Национальную народную партию Германии. Эта партия под руководством газетного магната Альфреда Гутенберга в 1929 году объединилась с национал-социалистами для защиты графика репараций комиссии Юнга. Такая связь привела немалое количество ее членов в партию Гитлера{619}.

Желая, чтобы все складывалось по-другому, немецкие избиратели привели к власти последнюю социал-демократическую коалицию под руководством Германа Мюллера. Следующая подобная коалиция под руководством Вилли Брандта появится только в 1969-74 годах. Кабинет Мюллера находился у власти в республике дольше прочих — с 1928 по 1930 годы. До этой точки Веймарская республика обязана своим ограниченным успехом Фридриху Эберту и его не менее принципиальному канцлеру и министру иностранных дел Густаву Штреземану. Между 1923 и 1929 годами Штреземан поддерживал теплые отношения с другими нациями путем экономического сотрудничества и разделения рисков, что особенно видно в его поддержке крупных кредитов и займов у Соединенных Штатов. Стабильность и нормальность, которыми немцы наслаждались между 1924 и 1929 годами, являлись прямым результатом этой успешной дипломатии{620}.

Идеальный шторм

Оглядываясь на события, которые развалили Веймарскую республику и подготовили арену для правления национал-социалистов, находишь как ошибки людей, так и силы вне человеческого контроля, наступавшие по всем направлениям. Считая, что Сербия, Россия и Франция были способны на совместный, ослабляющий первый удар, немецкое правительство готовилось к войне уже в 1912 году. Высшие германские офицеры и бдительные иностранные дипломаты свидетельствуют о «многочисленных планах экспансии с манией величия», которые ходили в Германии. Историки давно считали, что имперское правительство стало главным нарушителем мира и начало Мировую войну в первую очередь для того, чтобы избежать внутреннего политического вызова, который бросали демократия и социализм{621}. Необходимость Германии удовлетворить растущее население и индустриализацию, обеспечить так называемое Lebensraum [Lebensraum (нем.) — жизненное пространство. — Прим. перев.] и буферные зоны, — это лучше признаваемая часть истории. Точно также признается и самонадеянное и высокомерное желание догнать другие государства в колониальном мире. Одним словом, имелись подходящие для периода причины начала войны{622}.

Сокрушительное поражение в 1918 году послужило началом внутренней революции в германских землях. Революция определила, нация какого типа поднимается из остатков побежденной Империи. Созданная в 1919 году для решения национального конфликта Веймарская республика, вместо этого сделала внутренний конфликт