* * *

– Самое главное при изучении языка здесь, в Австралии, – заявил на первом занятии неизвестно где найденный Пенелопой преподаватель, мужчина лет семидесяти по имени Антон Парк, – не комплексовать по поводу неправильности своего произношения. Скажу вам по секрету, милая барышня, здесь правильно говорят по-английски процентов десять. Ну, может, чуть больше. Все остальные говорят кое-как и при этом абсолютно счастливы.

Окрыленная таким напутствием, Лина с головой ушла в изучение языка, благо времени для этого у нее было предостаточно. Она сама не понимала своей роли в доме Пенелопы. У миссис Гриффин был целый штат приходящих помощников по хозяйству: горничная, наводившая порядок в доме, кухарка и садовник, ухаживающий за небольшим приусадебным участком. После элементарных утренних манипуляций – измерения давления и пульса – Лина с Леночкой были предоставлены сами себе. Может быть, когда-нибудь распорядок дня миссис Гриффин изменится, но пока она наверстывала упущенное – писала очередную книгу.

– Повезло тебе, момиче, – сказала Живка, когда Лина приехала в госпиталь за оставленными вещами. – А все потому, что ты добрая. Помню, как возилась с красавицей этой спящей. Я еще тебе говорила, что не скажет она «спасибо», а видишь, как обернулось… Не зря прадед мой говорил: «Направи добро и го хвърли в морето».[11] Воздастся каждому по делам его. И гарпиям этим, Эдгертонам, воздастся. Так воздастся, что мало не покажется. Ты доктора нашего не видела?

– Нет, – Лина опустила голову и закусила губу.

– Помогай ему бабка Пакау.

– Это какая-то ваша болгарская бабушка?

– Нет, он же австралиец! Пакау – это австралийская бабушка. Она живет в австралийском небе и помогает лекарям. Настоящим, как наш Олли.

Лина посмотрела в глаза Живке: знает ли она, что Оливер ушел из госпиталя из-за нее? И что бы сказала, если бы знала? А что думает о ней Оливер? Презирает? Ненавидит? Сможет ли когда-нибудь простить?

Изучение английского шло полным ходом. Вскоре Лина уже улавливала смысл отдельных слов из разговоров окружающих людей. Осенью Леночка пошла в начальную школу. К большому огорчению Лины, девочку, не достаточно хорошо знающую язык, удалось устроить только в школу-интернат для детей эмигрантов. Школа была частной, по меркам Лины непомерно дорогой – десять тысяч австралийских долларов в год. Всю неделю Леночка училась, и лишь на выходные Лина забирала ее домой. Она очень тосковала по девочке и, чтобы хоть чем-то занять себя, принялась читать романы Пенелопы. Непонятные фразы ей помогал переводить Антон. Со временем их становилось все меньше.

– Нравится? – спросила Пенелопа, когда однажды, спустившись к обеду, застала ее с книгой.

– Очень! Пенелопа довольно кивнула:

– Вижу по глазам, что не врешь. А хочешь, дам тебе последнюю почитать? Решила попробовать себя в новом жанре и не знаю, как понравится читателям. Они ведь ждут от меня совсем другого…

Книгу Лина проглотила за ночь. Была она какой-то странной. Не похожей ни на что, написанное Пенелопой раньше. Легкий, летящий стиль, вот только сюжет… Двое на необитаемом острове. Мужчина и женщина. Но любви, красной нитью проходящей через все романы Пенелопы, между ними нет. Он любит свою жену, она грезит о прекрасном принце, явно не похожем на соседа по острову. А конец вообще какой-то непонятный.

– Они умерли? – спросила Лина у Пенелопы за завтраком.

– Нет, оба остались жить, – ответила Пенелопа, намазывая джем на булочку, – просто каждый в своем мире. Тебе не понравилось?

– Как сказать?… – задумалась Лина и, немного помедлив, нашла наиболее обтекаемый вариант ответа: – Наверное, мой английский еще недостаточно хорош.

– Не понравилось, – констатировала Пенелопа, разочарованно положила булочку на стол и с обидой добавила: – Попробовала бы сама написать что-нибудь.

А Лине вдруг и правда очень сильно захотелось написать. Просто чтобы поделиться хоть с кем-нибудь своей болью. Бумага оказалась отличным собеседником. За две недели Лина исписала три толстых тетради – все, что нашла в доме. Новые можно было купить в магазине возле Леночкиного интерната, но до пятницы, когда Лина ездит за ней с садовником на автомобиле, принадлежащем Пенелопе, еще три дня. Лина не спала всю ночь, чувствуя себя наркоманом во время ломки. Лишенные возможности выхода мысли теснились в голове, грозя разломать сдерживающую их черепную коробку.

– Ты не заболела? – спросила Пенелопа, когда Лина пришла утром, чтобы померить ей давление.

И Лина не выдержала:

– Дайте мне, пожалуйста, бумаги.

– Бумаги? – переспросила Пенелопа, натягивая через голову платье. – Пойдем, возьмешь у меня в кабинете.

Она изогнулась, застегивая молнию на спине.

– А зачем тебе понадобилась бумага?

И Лина рассказала.

– Интересно, – Пенелопа полистала исписанные страницы. – Очень интересно.

С этого дня у Антона Парка появилась еще одна работа: он набирал на компьютере написанные Линой строчки, параллельно переводя их на английский язык. Тем временем Лина дописала роман и с нетерпением ждала вердикта Пенелопы.

– Конечно, для первого раза очень даже неплохо и что-то в этом, несомненно, есть, но в целом никуда не годится, – сказала та, изучив творение своей подо печной.

– Почему? – жалобно спросила Лина.

– Ну, во-первых, нашему австралийскому читателю абсолютно неинтересно читать про русскую девушку. Ее надо сделать австралийкой. А во-вторых, по всем законам жанра такие романы просто обязаны заканчиваться свадьбой.

– Но у меня же открытый конец, – возразила Лина. – Может, и будет свадьба. Когда-нибудь…

– Ты считаешь, если девушка уезжает, а доктор остается – значит, дело может закончиться свадьбой?

– Я… – Лина не могла подобрать нужных слов. Она понимала, что вот-вот разревется.

– Давай так. Мне осталось дня три на окончание своего романа, а потом я посмотрю, что можно сделать с твоим. Согласна? Если что-нибудь получится, попробуем издать его под твоим именем.

– Нет, – твердо сказала Лина, – я не согласна.

– Чего не согласна? Не хочешь, чтобы я тебе помогла?

– Не хочу, чтобы под моим.

– Под моим тоже будет не совсем корректно. Напишем в соавторстве. О’кей?

– Только конец напишу я, договорились? – сказала Лина, справедливо полагая, что Оливер вряд ли читает женские романы.

Пенелопа тяжело вздохнула и кивнула:

– Черт с тобой, пиши. В конце концов, есть еще редактор.

* * *

На самом деле Оливер ушел из госпиталя Георга не из-за Лины, хотя частично и из-за нее.

Просто, вернувшись из вынужденного отпуска, он вдруг почувствовал странную пустоту в груди. Как будто часть его умерла вместе с Железным Арни, еще одну часть унесла с собой Пенелопа Гриффин. Но самая большая ушла вместе с Линой. И на больных в отделении ничего не осталось. А разве можно лечить, если в душе пустота?