вскочила, нащупала и вывернула потайной карман и буквально швырнула на стол его содержимое: — Посмотри, я тайком берегла все это как память о тебе. Я всегда носила все это с собой, пряча от посторонних глаз, так как боялась потерять… — Она ткнула пальцем в мягкую планшетку в золотистой «корочке». — Ты…как это… вроде бы даже не запаролено, полно каких-то записей, язык и смысл которых недосягаем для меня…

Эмиль с полминуты молчал, пораженно глядя на вещи на столе, потом взял гаджет и «открыл» содержимое:

— Тут нет никаких страшных секретов. Это… это просто стихи, правда, на древних языках Земли. Понимаешь, увлечение… — Он бережно свернул и опустил вещь в карман. — Я-то думал, что потерял эти записи тогда навсегда… я ведь начал вести записи еще в школе и никогда никуда не копировал…

— Не в этом дело! — Кошечка на мгновение забыла, что перед ней всесильный начальник землян. Ей вновь показалось, что она на Джорджии в отцовском кабинете. — Ты просто не желаешь понимать того, о чем я говорю! Посмотри на это! — Она схватила прозрачный шарик с изображением Евы. — Эта была первой… или нет? А эта кокетка в рубке? Она какая по счету? Интересно, и каким же будет личный номер у меня, если я соглашусь? — Тут она осеклась, как будто опомнившись от кратковременного забытья, и с внезапным испугом взглянула на Эмиля, прошептав: — Простите меня за несдержанность, господин капитан.

— Не надо извиняться. Просто выслушай. — Эмиль встал из-за стола, подошел к обзорному экрану и уставился куда-то в темные глубины космического пространства. — Здесь и сейчас я смогу вовремя оправдаться. Эта женщина — штурман «Удачи». Мы работаем вместе с того момента, как этот звездолет сошел со стапелей. Еще один нюанс: у нас с ней довольно большая разница в возрасте. Видишь ли, Ида Гласкова уже была дипломированным штурманом, а я еще учился в начальной школе. Кроме того, она замужем и, по-моему, очень даже счастлива в браке, у нее взрослые дети. — Он помолчал с минуту и опять продолжал: — Я просто хочу сказать, что во что бы то ни стало хотел увидеть тебя… Я люблю только тебя и вернулся в эти места из-за тебя, хотя мне и стыдно в этом признаваться. Мои товарищи… они летят ради исследования, ради мирного контакта с вашей цивилизацией, и в этом они чужды сугубо личных мотивов, не то что я… Но если ты не желаешь, тогда к чему весь этот разговор? Я не хочу быть препятствием для вашей с Ричардом…любви.

Кошечка встала и медленно подошла к Эмилю. Она робко взяла его за руку и прошептала:

— Я совсем не люблю Рича, это правда. Но временами я бываю такая подозрительная и нетерпимая. Ты же знаешь, Святошенька, ты знаешь…

Она умолкла, опять внезапно и со всей отчетливостью осознав, с кем имеет дело. Ее рука вздрогнула и похолодела.

Эмиль обернулся к ней, ловя ее взгляд. Ее ладонь все еще была в его руке:

— Прости… я напугал тебя… ты испугалась моего гнева… Прости… я веду себя как жестокий эгоист…

Он вдруг опустился перед ней на колени и прижался щекой к ее ладони. Так они и стояли молча и неподвижно, казалось, почти целую вечность, хотя по часам эта вечность длилась не более минуты. Наконец Кошечка опустилась рядом с Эмилем и прошептала:

— Ты не знаешь одного, только одного… Это дитя вовсе не ребенок Рича, нет. Это твой ребенок. Твой и мой. Помнишь ту единственную ночь тогда…

Она замолчала, встретившись взглядом с его сияющими от любви и счастья глазами. Они вновь смотрели друг на друга, и столько чувства было в этом взгляде! Это было как тогда… Время и пространство вновь исчезло для них, сейчас они были не просто парой людей, поглощенных светлым чувством без остатка. Теперь у них был еще и тот, кто иногда ворочается под сердцем и сладко давит на лоно там, внутри нее. Теперь их было трое, три сердца бились в унисон так близко друг от друга, что их удары сливались, и нельзя было выделить биение одного из сердец в отдельности.

Лилиана и Эмиль обнялись. Они снова были вместе, но теперь во всей Вселенной не нашлось бы силы, способной их разлучить.

Старый Лео не находил себе места. Нет, он был доволен, он был даже счастлив уже хотя бы оттого, что его непутевая дочка все же нашла свое счастье. Пусть даже таким неожиданным образом. Ведь появление землян, да еще во главе с бывшим рабом по кличке Святоша, который хорошо запомнился Старому Лео подозрительным для невольника трудолюбием и дельностью, да еще поразительно дерзким и удачным побегом, обошедшимся хозяину Джорджии слишком дорого, было подобно грому среди ясного неба. Но кто бы осмелился теперь назвать презрительной кличкой этого человека! Все, что Лео слышал от дочери и над чем смеялся, считая чистым вымыслом, рассчитанным на доверчивость влюбленных дурочек, оказалось правдой. Святоша-то, оказывается, среди своих именовался капитаном-исследователем, был полноправным хозяином поражающего воображение даже одними своими чисто внешними параметрами звездолета и, судя по всему, еще и верховодил над другими не менее «серьезными» кораблями, в момент приземления «начальника» находящимися на высокой орбите «на стреме». Кроме всего прочего (и это являлось самым верным показателем того, как считал Лео, что этому парню не стоит грубить), даже в кругу товарищей его называли не иначе как «дорогой друг Эмилио». И хотя Кошечка не раз говорила отцу, что у землян вообще не принята грубость и они никогда не дают друг другу кличек, а обращаются исключительно по именам, Старый Лео все равно был убежден, что это неспроста. Ведь его самого, даже в те лучшие времена, когда он был еще совсем молод, красив, щегольски одет, никогда не спускал оскорбительных словечек в свой адрес без надлежащей зуботычины и мог выбить пятью пистолетными выстрелами навскидку пять десяток, все равно иначе как сэром Жором или попросту Джориком (для дружков) его никто не величал.

Так вот, этот Святоша, нет, теперь уже, прошу прощения, благородный господин капитан-исследователь Эмилио Алекси сначала любезно и вежливо просит позволения на посадку, хотя на черта ему это разрешение, ведь в соседнем кресле смущенно ерзает, влюбленно поглядывая на него искоса, родненькая дочка хозяина планеты, да и вообще земные корабли практически неуязвимы для всего известного астрам оружия. А потом, после приземления, он лично спускается по трапу с бедняжкой Кошкой, которая просто сама не своя от такой чести, чинно провожает ее до самого флаера и