— Горит, пуговицы расстегните быстрей!

Старик кинулся расстегивать пуговицы — благо их оказалось всего две. Замерзшие пальцы не слушались и после секундной возни пуговицы отлетели.

Резким движением Шаров сорвал с пальто, бросил под ноги и принялся затаптывать огонь. Старик смотрел на него удивленными, непонимающими глазами.

— Вот же как… — выдохнул он.

Шипение «зажигалки» усиливалось. Она как будто чувствовала, что нужно поторапливаться и старалась быстрее изрыгнуть свой жар наружу.

— Спасибо, — старик поднял дымящееся пальто и встряхнул его.

Развернув мачту острым концом вперед, Шаров поддел «зажигалку» снизу. Она была тяжелая и словно живая — извиваясь, урча и шипя, она выплевывала огненные сгустки, которые с шипением падали вокруг — мальчик тут же из затаптывал.

Чуть спустив рукав куртки, Шаров соорудил подобие варежки, натянув ткань на ладонь и схватился за прутья, в которых запуталась бомба — он отогнул верхний ряд, закрывавший «зажигалке» путь наверх, и поддел ее снизу — смертоносный шар дрогнул, затрещал, а затем, когда силы его были на исходе — поддался.

Старик схватил брошенную лопату и забежал с другой стороны. Матерясь непонятными ругательствами, он запустил полотно под горящий шар.

— Отходите, — крикнул он Шарову и тот едва успел сделать шаг назад, как старик со сдавленным криком поднял лопату и «зажигалка», вырвавшись из проволочного плена, плюхнулась на крышу, дребезжа, покатилась к краю и мгновение спустя сорвалась вниз.

— Фу-ух… — только и смог сказать Шаров.

Они подошли к краю крыши. Взявшись за хлипкое проволочное ограждение, Шаров глянул вниз.

Бомба упала прямиком в траншею, в которую он чуть не провалился — кто-то принялся забрасывать ее землей и через пару секунд яркий огонь погас.

Стало вновь темно — лишь лучи прожекторов продолжали ощупывать небо, а отдаленный гул ушедших на запад бомбардировщиков говорил о том, что воздушная тревога окончена. На этот раз.

— Откуда… вы взялись? — спросил старик. — В нашем подъезде никого почти и не осталось из мужчин. Вот я и внук Толя… Если бы не вы… — он снова посмотрел на Шарова и покачал головой. — Лицо какое-то знакомое у вас… Мы нигде не встречались?

Шаров задумался. Откуда он взялся, он вряд ли мог сказать, зато на последний вопрос ответил вполне честно:

— Это вряд ли. Я тут… проездом.

— На фронт что ли? — спросил старик, продолжая всматриваться в его лицо, отчего Шарову стало не по себе.

— Да, что-то типа того…

— Понятно… А меня уже не берут… сказали, не годен. Приглядываю вот за пацаном.

Шаров кивнул.

— Ну, не буду задерживать… — старик протянул ему руку. — Спасибо, что помогли, без вас гореть нам синим пламенем, — он засмеялся трескучим смехом.

Илья пожал ему руку, развернулся и пошел к открытой дверце, ведущей на лестничную клетку.

— Вспомнил! — раздался вдруг голос. — Вот увидел вашу куртку с буквами «СССР» на спине и вспомнил! Вы же… тот самый… бегун! Вы выиграли забег на пять тысяч метров, который тогда смотрела вся Москва! Кажется… года три назад…

Шаров замер, затем чувствуя, как глухо бьется сердце в груди. повернулся.

Глаза старика лучились счастьем.

— Андрей… Вас же Андрей зовут. Емельянов! Точно! — Он мотнул седой головой, точно старый конь. — Ох и здорово вы тогда на финише!.. — сжав кулак, он поднял его над головой. — Как вспомню, так гордость за страну берет! С такими хлопцами погоним фашиста до самого Берлина!

Старик продолжал на него смотреть, явно желая что-то спросить, но потом передумал.

— Да… — тихо сказал Шаров. Поперек горла стоял ком. — Погоним. Обещаю…

Он тоже поднял вверх руку со стиснутым кулаком и последний раз глянув на старика, быстро шагнул в темный прямоугольник.

Пока он спускался, голову сверлила одна назойливая мысль: «Кто такой Андрей Емельянов, о котором все так говорят и почему он никогда не слышал об этом спортсмене?»

Светлана ждала его у глубокой траншеи. Лицо ее было пронизано тревогой, но в глазах светилось счастье. Шаров понял, что это именно она закопала «зажигалку» в траншее, тянущуюся между домами.

— Вы герой! — прошептала она. — Я всегда это знала! С того момента на стадионе, как увидела вас! И я никогда не сомневалась и не верила в эти сплетни, что про вас рассказывали! Вы не такой! Вот!

Она задрала голову, черный платок сбился, опустился частично на плечи и из-под него выглянули волнистые светлые волосы.

Шаров покраснел и хотя в темноте это было совершенно не видно, ему вдруг показалось, что жители окрестных домов, впрочем, как и сами дома и сгорбленные погасшие фонари, смотрят на него с какой-то затаенной надеждой, как на человека, который ЗНАЕТ.

— Нет, я… Света… что вы…

— Не нужно ничего говорить, — зашептала она. — Я все-все знаю. — Она вдруг посмотрела вниз, под ноги, увидела разодранную штанину и всплеснула руками: — Господи, у вас кровь идет! Быстрее, быстрее идем!

Не дав опомнится, девушка схватила его за руку и потянула в мрачный подъезд — чередующаяся шахматная плитка под ногами вдруг поплыла, он остановился, ухватившись рукой за поручень.

Невероятное, почти неотличимое от реальности ощущение дежа-вю обрушилось на него, словно гигантский водопад — и траншея в поле, и старик на крыше, пытающийся вытащить зажигательную бомбу и эта девушка в момент, когда платок сбился с ее головы… все, все это было… и был этот плиточный пол и было…

Он с силой сжал виски и зажмурился.

Было, было что-то потом, куда его взгляд проникнуть не мог, — укрытое плотной черной драпировкой будущее, чтобы он не смог подсмотреть. Но он знал, что знает, что видел его, переживал, пусть даже и во снах… может быть, не раз…

Что-то бесконечно притягательное… волнующее и… ужасное.

Он застонал.

— Андрей, Андрей… — она потеряла его руку и кинулась по ступенькам вниз, наткнулась на него в темноте, обхватила рукой за талию и потянула вверх. — Идем, Андрей, еще один этаж. Пожалуйста…

Он пошел. Нужно было идти. Он знал это. Только откуда?

Ключ несколько раз провернулся в замке, дверь отворилась. Они вошли в темный коридор. Здесь было еще темнее, чем на лестничной клетке — от этой темноты голова стала кружится сильнее.

— Сейчас, потерпи… — Светлана взяла его под локоть. — Сюда… аккуратнее, тут поворот, шкаф… во-от.

Он почувствовал мягкое кресло и провалился в него,