Через минуту справа зажегся неяркий свет — он открыл глаза. На столе в блюдце горела свеча. На стенах огромной комнаты вздрагивали неясные тени. Окно было плотно задрапировано черной тканью.

Светлана юркнула к трюмо возле стены, распахнула дверцу и вынула оттуда довольно большую шкатулку, которую водрузила на стол прямо перед ним.

— Так… йод, бинт… где же эта мазь… — в коробке звякнуло что-то стеклянное. Илья увидел, как на столе появились медицинские банки — точно такие же ставила ему мама, когда он в детстве заболел воспалением легких.

Он улыбнулся.

Пошарив в коробке, девушка воскликнула:

— Ну слава Богу! Нашла! — в ее руках появилась стеклянная банка с бумажной окантовкой.

Она открутила крышку и понюхала содержимое.

— Точно, оно. Ни с чем не перепутаешь! Самое лучшее средство!

Шаров сразу же почувствовал характерный запах.

— Мазь Вишневского, — сказал он. — Может быть, антибиотики лучше… — он осекся, подумав, что хочет слишком много, но девушка не обратила на это внимания, зато сразу же спросила:

— А что это такое? Как ты… вы… сказали?

— Давай на ты, без этого… мы же почти одного возраста… Если ты не против. — Он улыбнулся.

Она смутилась, но тут же ответила.

— Я не против. Конечно… так что это… вы… ты сказал, анти… как? Биотики? это так лекарство называется? Никогда не слышала.

— Да… нет. То есть, да. — Он покачал головой. — Это редкое… дефицит…

— Понятно, — ответила она. — Сейчас все дефицит.

'У нас тоже, — подумал он. — Не все, но многое…

— Но это не самое главное… — сказал он быстро.

— Это вообще не главное. Но хотелось, чтобы всего было больше. Конечно, после войны так и будет.

— Да, так и будет, — подтвердил Шаров.

Она показала на его штанину.

— Я обработаю рану и перевяжу.

— Спасибо… — медленно произнес Шаров. — Сильно поцарапался… кто-то на дороге расставил ежей от танков. Не заметил…

Он снова испугался, что она начнет спрашивать, где он нашел ежей в Москве, но потом вспомнил, что пока они шли от вокзала, по дороге им попалось штук сто — ими были перегорожены все значимые улицы и проезды, особенно в западном направлении.

— Что ж вы так… ой… ты…

— Темно было.

Девушка отлепила штанину от запекшейся раны. Он вздрогнул, искра боли пронзила раскаленной стрелой.

— Сейчас… потерпи…

Взяв вату со стола, она смочила ее в жидкости из небольшого пузырька, затем мягкими движениями прочистила края царапины.

— Глубокая… сейчас обработаю перекисью и станет легче.

Ему и правда становилось легче.

Поколдовав над раной, она наконец наложила мазь Вишневского и аккуратно завязала бинт, разорвав концы и соорудив маленький бантик.

— Мама так делала, — сказал он тихо.

— Ну вот… все готово! — откликнулась Светлана, потом встрепенулась и слегка отодвинулась: — Странная у вас ткань на штанах. Наверное, только для спортсменов такую делают…

— Костюмы нам выдают… а из какой он ткани, я, честно говоря, даже и не знаю, — сказал он, пытаясь улыбнуться. Хотя это была правда, он понятия не имел, из чего шьют спортивные костюмы.

— Вы… ой! Ты, наверное, голодный… Да что я спрашиваю? — она быстро встала, погрузила медицинские принадлежности обратно в шкатулку и поставила ее в трюмо. — Сейчас, я быстренько!

Послышались шаги — стукнула дверца кухонного шкафа, затем зажурчала вода, а по стене поползли новые тени — Света зажгла еще одну свечу на кухне.

Шаров ощущал себя… ему было странно в этом признаться, но он чувствовал себя как дома — может быть, благодаря свечам, которые нет-нет да и приходилось использовать и дома, и в спортивной общаге, где он проводил большую часть времени на сборах.

Он глянул на перевязанную ногу, — девушка сделала это заботливо и аккуратно. Затем облокотился о ручки кресла и со вздохом поднялся. Из головы не шла мысль о ребятах. Как они там — в темном доме, практически без еды, без новостей, ждут пока их найдут. Только вот… те, кто мог их найти, окажутся совсем не теми поисковыми отрядами, что они ждут. И хорошо, если это будут НАШИ отряды. От этой мысли его пробил озноб.

Нужно где-то добыть им еды.

Но как? И где? Вечером в осажденной Москве, под непрекращающимся воем сирен и бомбежками? Проще победить на чемпионате мира, — подумал он, разглядывая силуэт девушки на стене в прихожей.

Осторожно, чтобы не испугать ее, он сделал шаг вперед и покашлял.

— Можно к вам? — спросил он, стараясь, чтобы голос прозвучал бодро.

— Конечно, проходите, Андрей, — весело сказала она и снова спохватилась. — То есть, проходи… — по лицу ее пробежал едва уловимый румянец. — Сегодня на предприятии в обед нам выдали по мешку муки, так я сейчас быстренько сделаю пирожки. Уже почти готово.

Илья увидел сковородку на электроплитке, которая стояла поверх большой газовой плиты.

— А где же газ? — спросил он.

— Отключили… Вы не знаете? — удивилась она и посмотрела на него с тем же выражением, которое он поймал на промозглом поле. — Чтобы в случае попадания бомбы дом не взорвался.

— Э… как-то не обращал внимания…

— Вы мужчины такие… если готовка их не касается, то они и не знают, что здесь творится, — сказала она, засмеявшись.

— Это точно, — признался он.

— Вчера удалось купить немного мяса, тоже на предприятии давали… я успела, а за мной почти закончилось. Вот…

— А где вы работаете? — спросил он, разглядывая, как ее руки разминают тесто. Было в этом что-то умиротворяющее, бесконечно домашнее и уютное. И еще — привлекательное, волнующее… хотя он старался гнать эти мысли прочь.

— Так на «Трехгорке», я разве вам не говорила? Я потомственная швея…

— Кажется, это рядом? — в голове все кружилось, и Илья с трудом представил себе план Москвы, расположение крупных предприятий и уж тем более, он очень смутно представлял, где он находится прямо сейчас.

— Да пешком пять минут, — ответила она. — Папе дали квартиру, когда он инженером после революции восстанавливал мануфактуру. Поднимал производство. А в июле ушел с братом на фронт, и я осталась одна… Вот…

— А мама? — тихо спросил Илья.

— Мама в тридцать третьем умерла. Тиф…

— Простите… — сказал он