Значительная советская информация из первых рук поступила к венгерскому руководству только в начале ноября. На специальном закрытом заседании ПК ВСП 5 ноября Янош Кадар сообщил, что во время утреннего телефонного разговора с Хрущевым они договорились о том, что Кадар немедленно отправится в Москву. В первые дни ноября многие лидеры советского блока посетили советскую столицу,⁶⁰ поэтому логичным выглядит объяснение Кадара, согласно которому о встрече попросил он сам, поскольку "народ мог неправильно понять", если бы венгры не участвовали в таких консультациях. Однако возможно и другое объяснение: 2 ноября британский подданный Гревилл Уинн был арестован по обвинению в шпионаже в Будапеште во время посещения Будапештской международной ярмарки. 14 числа он был передан советским властям с объяснением, что большинство его преступлений было совершено против Советского Союза. Действительно, Уинн был британским предпринимателем и частым гостем в Москве, выступая в качестве посредника для известного советского шпиона Олега Пеньковского, который продавал военные секреты британской разведке. В мае 1963 года Уинн был приговорен за шпионаж к восьми годам тюрьмы. В 1964 году он был освобожден в обмен на советского шпиона Гордона Лонсдейла, отбывавшего в Великобритании двадцатипятилетний срок заключения. Мы не знаем ни одного подобного случая ни из прежних, ни из более поздних времен, поэтому не исключено, что эта важная международная проблема была, по крайней мере, одной из главных причин визита Кадара в советскую столицу 7-10 ноября. Полученная в Москве информация о кубинском кризисе была не намного обширнее той, что уже была известна венгерским руководителям: Советский Союз достиг своей цели, поскольку, по сути, ему удалось получить американскую гарантию того, что существование кубинского коммунистического режима будет терпимым.

Руководители стран Варшавского договора извлекли серьезный урок из кубинского ракетного кризиса, внезапно осознав степень своей беззащитности и уязвимости. Им было особенно трудно понять, что если советские руководители считали Берлинский кризис, вызвавший значительно меньшую международную напряженность, достаточно важным, чтобы проводить регулярные консультации с союзниками, то как могло случиться, что третья мировая война едва не разразилась, а члены восточного военного блока просто стояли и ждали развязки, не имея никакой существенной информации? Если бы они знали, что, вопреки утверждениям хрущевской пропаганды, на момент кризиса не Советский Союз, а Соединенные Штаты имели значительное превосходство в межконтинентальных ракетах! Именно румынское руководство сделало самый радикальный вывод из случившегося: в октябре 1963 года министр иностранных дел Румынии, требуя соблюдения строжайшей секретности, сообщил своему американскому коллеге, что Румыния останется нейтральной в случае ядерной мировой войны. Исходя из этой позиции, он попросил американцев не ставить Румынию в качестве цели для ядерного удара. Таким образом, румынскую "тенденцию" к проведению девиантной политики, которая появилась в экономической сфере еще в 1958 году и была официально объявлена в 1964 году, можно объяснить, по крайней мере в значительной степени, влиянием Кубинского ракетного кризиса.

Польское руководство было не менее возмущено произошедшим; кроме того, оно считало, что советские лидеры не понимают значения этого дела и что Кремль и впредь будет считать предварительные консультации с союзниками несущественными. Помимо прочего, польские лидеры возражали против отсутствия консультаций Москвы со странами Варшавского договора по поводу договора о запрещении ядерных испытаний, тем более что им пришлось подписывать его уже после того, как договор был заключен. Во время переговоров в Будапеште в ноябре 1963 года Гомулка заявил, что Куба намерена присоединиться к Варшавскому договору, что будет представлять значительную угрозу безопасности восточного блока, а также миру во всем мире& Поэтому он твердо заявил, что в случае официального представления запроса Польша наложит вето на прием Кубы. Аналогичная негативная позиция Польши помешала другому союзнику по советскому блоку, Монголии, присоединиться к Варшавскому договору в том же году. Этот план рассматривался в Варшаве как явно антикитайский шаг, который должен был серьезно обострить отношения советского блока с Пекином и сделать китайско-советский раскол необратимым. Польская позиция основывалась на юридическом аргументе, что Варшавский договор - это европейский оборонительный союз, поэтому его распространение на Азию было бы нарушением устава организации. Чтобы избежать подобных неожиданных вызовов, польские лидеры предложили активизировать предварительные консультации в рамках Варшавского договора и значительно повысить политическую роль отдельных стран-участниц.

Восточногерманские лидеры также критиковали поведение СССР во время кубинского ракетного кризиса. Спустя годы Вальтер Ульбрихт жаловался румынским лидерам: "Само собой разумеется, что мы должны внести улучшения, поскольку не хотим, чтобы произошло то же самое, что в 1962 году, во время кризиса в Карибском море. Если мы являемся пактом, предназначенным для обороны и совместной борьбы, то шаги, которые должны быть предприняты, должны быть результатом воли каждого".

Хотя венгерское руководство было гораздо более осторожным в критике советского поведения, чем поляки, оно в основном соглашалось с польскими взглядами на характер будущего сотрудничества в рамках Варшавского договора. На это ясно указывает тот факт, что Кадар во время своего визита в Москву в июле 1963 года предложил создать Комитет министров иностранных дел задолго до того, как планы реформирования Варшавского договора были официально поставлены на повестку дня в 1965-66 годах.⁶⁸ Явной целью этой инициативы было поставить советское руководство под давление необходимости консультаций и предоставления информации, а также обеспечить многосторонний характер процесса принятия решений. Кадар четко заявил Хрущеву: "Вопрос в том, что не должно быть такого случая, когда советское правительство публикует различные заявления, а другие правительства читают их в газетах.... Я думал о предварительных консультациях. Я также сказал [Хрущев]^ что, как показал опыт, лучше спорить раньше, чем позже"⁶⁹ Предложение было отвергнуто советскими лидерами, которые сами выступили с той же идеей два года спустя, под тем предлогом, что в период, когда разразилась "болезнь суверенитета" (имелась в виду Румыния), реакция стран-членов будет неправильной, и они лишь неправильно поймут намерения.

Интересно, что советские лидеры, которые фактически предложили эту идею у истоков создания Варшавского договора в январе 1956 года и затем поддерживали ее с 1965 года, категорически отвергли это предложение. Аргумент Хрущева был основан на предлоге, что румынская оппозиция блокировала этот план; Румыния, однако, выступала только против институционализации координации внешней политики и фактически сама настаивала на предварительных консультациях, что было ясно представлено на встрече заместителей министров иностранных дел в Берлине в феврале 1966 года.

Пересмотр конфликтов холодной войны: Реальные и кажущиеся кризисы

После Второй мировой войны, и особенно до середины 1960-х годов, общественное мнение как Востока, так и Запада определялось идеологическим и стратегическим противостоянием Восток-Запад, поэтому все крупные внутренние кризисы внутри восточного блока, а также другие конфликты отношений Восток-Запад без дифференциации автоматически квалифицировались как кризисы Восток-Запад