Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кажется, предложи Реджис сейчас заменить в храме одну из статуй богов на портрет покойного, Сесиль счастливо согласится. Глаза так и светятся, когда рассказывает о муже.
— Раньше я, мастер дознаватель, раздумывала, отчего Годард дожил до таких лет в одиночестве. Он ведь был обручен в юности, но брак не состоялся. Не знаю, что послужило причиной, но всегда казалось: дело в семье. Годард не любил вспоминать и, быть может, поэтому не вернулся домой. После у него были женщины, но не одной он не сделал предложение. Ведь бывает, что мужчина не находит подходящую, верно? Или находит слишком поздно. Вы должны понимать.
Реджис привычно сохранил ледяное спокойствие, а вот Сесиль слегка покраснела и опустила глаза. Как и меня, ее вряд ли учили не болтать лишнего, особенно когда разум затуманен горем и окружающие простят любую чушь.
— Годард не рассказывал о каких-то серьезных романах?
— Я не спрашивала, господин дознаватель. Джосс, его брат, как-то упомянул, что были две или три женщины, с которыми он проводил время и даже жил. Но это не имело никаких последствий. Уверена, Годард бы рассказал. Он всегда был добр, я могла ему верить. Да, могла.
Резко мотнув головой, она кивнула, подтверждая сказанное и продолжила:
— Правда, в последнее время муж изменился. Не слишком. Но стал беспокойным и будто чем-то опечаленным. Я старалась разузнать, но он не говорил. Лишь заверял, что все в порядке и уходил в кабинет. Еще он несколько раз пропадал. Утром уходил работать, а возвращался очень поздно. Однажды исчез на целые сутки.
Лейтенант Лоуп все это время находился у неплотно прикрытых дверей. Тихонько встал возле столика, на котором красовался латунный подсвечник, и не забывал выглядывать в коридор, если слышались шаги или голоса.
— Вы спрашивали, где он был?
— Да, конечно. Я очень волновалась. Годард отвечал, что был занят работой. Иногда впрямь случались дни, когда он с утра до вечера занимался делами. Правда. Но дела не затягивались на целые сутки.
— У него могла быть любовница?
Сесиль опустила взгляд и сжала ладони в плотный замок. Перевела дыхание, но слез не последовало. Казалось, она держится изо всех сил и вот-вот сломается. Вряд ли кто-нибудь спрашивал о подобном.
— Нет, не думаю. Годард говорил, что счастлив со мной, что я именно та жена, которую он искал. Оно и верно. Мы ведь почти не ссорились, я ему не перечила.
— У вашего мужа есть друзья в городе?
— Есть знакомые. Близко мы ни с кем не сошлись. Я, мастер дознаватель, вначале думала, с кем-то в таверне засиделся. Но разве б после не вернулся домой? Да и странный он был, чтоб веселиться.
— Странный?
— Прежде Годард был аккуратным и спокойным. Никогда ничего из рук не ронял, не злился по пустякам. А тут, может, с месяц назад будто сам не свой стал. То бумаги рассыпал, то чашку разбил, то на Петси, служанку, накричал. Она когда чай подавала, несколько капель пролила. Глупость ведь, точно? Но Годард как с цепи сорвался. Я даже испугалась. Потом еще спрашивал, не слышала ли я о ведьмах каких-нибудь в округе или о магах из академии. Но я, мастер дознаватель, в таких делах не смыслю, сплетен по соседкам не собираю, в гости редко хожу. Может, кто и есть в городе, почем знать? Годард тогда разозлился. Сказал, мол, бесполезные мои прогулки на рынок. Впервые так сказал.
Становилось ясно: добиться ответов от бедняжки Сесиль не выйдет. Примени Реджис хоть весь имеющийся дар, толку никакого. Вдова ничего не знает. Будет трястись, комкать расшитый платочек в кулаке, метать испуганные взгляды и, возможно, начнет заикаться. Покойный муж не считал нужным посвящать ее в серьезные дела и делиться проблемами.
— Говорите, господин Обен изменился где-то с месяц назад? С какого момента? Ничего не случилось накануне?
— Не знаю. Просто в один вечер вернулся домой и будто подменили. Я спросила, может, захворал или случилось что. Отмахнулся, мол, не лезь.
В повисшей тишине стал различим шорох ткани, когда Сесиль сменила положение рук. Я немного подвинулась вперед, и чуть слышно скрипнуло кресло. Из открытого окна, выходящего в сад, доносились птичий щебет и нежный шелест листвы. Косые солнечные лучи падали на пол сквозь складки легкого тюля. Спокойствие — вот что чувствовалось в этом месте. Сесиль жила, не думая о плохом, не ждала никакой беды, ни малейшего беспокойства и уж тем более обмана и предательства от мужа. Если, конечно, те имели место. Каково же было узнать, что он умер при загадочных обстоятельствах? Наверное, земля ушла из-под ног.
— Можете припомнить еще странности?
— Разве что… Годард никогда не был верующим. Он посещал храмы по праздникам, делал подношения богам, но всерьез не верил, не ждал помощи. А тут вдруг ни с того ни с сего отправился к жрице Лорнары.
Как обычно, по взгляду Реджиса я ничего не понимала. Сочувствует ли он, или думает будто вдова сама прокляла супруга не более получаса назад и спрятала под диван с изогнутыми ножками. А еще я позавидовала. Тихо, тайно, стараясь придушить это чувство. Сесиль Обен не обладала большим умом, неземной красотой и жила самую простую жизнь. В ней были и эта комната, и сад с поющими птицами, и окна во втором этаже, из которых можно смотреть на море по утрам. Да, теперь все разрушено, но воспоминание останется навсегда. Незнакомое, чужое, недоступное мне.
— Муж не делился, зачем была нужна жрица?
— Нет. Он будто хотел скрыть, а я не стала вмешиваться. Молитва ведь дело личное, господин дознаватель, верно?
— Верно, — чуть улыбнулась я, поскольку Сесиль снова искала поддержки.
Мы с Реджисом обменялись взглядами, и я сочла это знаком. Вдохнула и приготовилась ощутить волну неприятного холодка. Скрыть дрожь в присутствии посторонних будет сложнее, но необходимо.
Дознаватель же поднялся со словами:
— Спасибо, госпожа Обен. Позволите осмотреть кабинет и вещи?
— Да-да, разумеется, идемте.
Я с удивлением взглянула на Реджиса, но тот лишь чуть заметно качнул головой.
Почему? Сшейд тебя пожри, почему он не воспользовался даром? Сесиль может забыть о какой-нибудь мелочи, упустить из виду, не придать значения. Почему он не хочет воздействовать как на ту лесную ведьму?
Кабинет покойного Годарда Обена, похоже, оставался неприкосновенным для жены. Войдя внутрь, она приглашающе протянула руки и неуверенно замерла у двери. Ничто не мешало пройти дальше, присесть за стол, взять перо и бумаги, пошире раздвинуть шторы, чтобы