впустить свет. Рано или поздно сделать это придется — ей или кому-то еще. Но сейчас Сесиль ютилась у двери будто боясь, что покойный супруг наблюдает с того света и не одобрит.

— Где ваш муж хранил личные документы?

— Н-не знаю, — словно извиняясь, она отвела глаза. — Все дела Годард вел самостоятельно. Лишь иногда просил поставить подписи.

— Вы ему полностью доверяли? — сорвалось с губ.

— Разумеется. Он был моим мужем.

Едкую улыбку я сдержала, как и рвущиеся наружу слова. Безотчетно доверять можно только если очень любишь или страдаешь недостатком ума. К несчастью, эту истину я усвоила слишком хорошо.

Одну из стен занимал книжный шкаф. Верхняя полка находилась под самым потолком и пустовала. Наверное, собирать библиотеку в Леайте неблагодарное занятие. За восемь лет Обен и половины не заполнил. А, может, и не стремился. Зато бумаги содержал в порядке. Они не разбросаны в хаосе по столу, как бывает у нас с Анри, не собраны в неаккуратные кипы. Чистые листы придавлены массивным пресс-папье с фигуркой золотистого дельфина, вынырнувшего из воды. Перья заточены и уложены в приоткрытую шкатулку того же цвета. Посередине лежало начатое письмо. Речь в нем шла о партии тканей, отправленных на Дюмоновы острова. Рядом с последней буквой несколько мелких чернильных точек. Видно Обен бросил в спешке и собирался дописать позже.

— У вашего мужа хранились какие-нибудь обереги? Или другие магические вещи? — спросила я, разглядывая вазу с букетиком засохших цветов. Отчего-то подобное принято считать красивым в последнее время. Прикасаться просто отвратительно — на языке сразу появляется привкус гнили и хочется как следует вымыть руки.

— Можете посмотреть в шкафчике у окна, госпожа Ирмас. Я как-то вошла и заметила, что Годард слишком спешно его закрыл. Потом проверила и нашла амулет, похожий на хранившиеся у моей матушки.

— Ваша матушка была одаренной?

— Скажете тоже. Она боялась зависти и злого глаза.

Дверца поддалась бесшумно. Вот что значит новенькая мебель, за которой ухаживают. Никакого противного скрипа, который раздражает меня и пугает Анри, увлеченного работой.

— Сшейдов хвост, — усмехнулась я. — Господин Эрван, да здесь на аптекарскую лавку хватит.

Дознаватель тут же оторвался от бумаг на столе и встал за моей спиной.

— Что скажете? Похоже на работу Розелл?

— Надо проверить, — делать это, зная, что он заглядывает через плечо, признаюсь, крайне неловко. Покойный Годард Обен всерьез собирался защититься от проклятия. Собрал дюжину амулетов-гнезд, блестящие камушки, от которых нет толку, свечи и сплетенные хитрым образом ленты из храмов.

— Стойте, — резко проговорил Реджис, и моя рука замерла, не успев ни к чему прикоснуться. — У вас есть перчатки?

— Они ни к чему. Здесь никаких ядов, я чувствую.

— Уверены?

Повернувшись вполоборота, я кивнула.

— Абсолютно, господин Эрван. Не беспокойтесь.

Он промолчал, но остался недоволен. Я и сама понимала, как непрофессионально выгляжу. Но откуда, спаси Лорхана, взять пару тонких тканевых перчаток в Леайте вечером? Кто же знал, господин дознаватель, что так внезапно потребуете моего присутствия? Сообщили бы чуточку раньше, успела бы сходить к Ламару Бенуа и попросить об услуге. А теперь лучше не мешайте. Самое страшное, что может случиться — кожа покраснеет и станет зудеть. Интересно, дознаватель почувствует себя виноватым? Или снова спишет на мою глупость?

Амулеты были точь-в-точь как найденные в домике Розелл. Слабые, пустые и годные лишь для собственного успокоения, мол, есть и ладно, сгодятся. Храмовые ленты привычно источали тепло. Если прикасаться к ним подольше, можно почувствовать временное успокоение. Богиня Лорнара доводилась старшей сестрой Лорхане и покровительствовала стихийным магам. Ей молились о хорошей погоде, щедром урожае и просили защиты от пожаров и других бедствий, исходящих от природы. Почему Годард Обен решил обратиться к жрице — не понятно. Вот блестящие камешки в глиняной чашке — полная чушь. Создавались они легко, выглядели эффектно, а толку никакого. Суеверным старухам, впрочем, нравились, и, если верить сплетням, отводили недобрые взгляды.

— Ничего нового. Хотя…

Кончики пальцев слегка кольнуло, я резко вздохнула и прикусила язык, чтоб не ойкнуть, за что тут же получила строгий взгляд.

— Обожглись? — с укором проговорил Реджис. «А я ведь предупреждал», — так и читалось во взгляде.

— Нет. Просто странное чувство. Как будто…

Проведя ладонью над нелепой вещью еще пару раз, я колебалась, стоит ли касаться. Дознаватель за спиной решимости не придавал, да и страх, несмотря на полученные знания, присутствовал. Проклятия могут действовать через вещи, но не цепляются к кому попало. По сути это дурные пожелания, многократно помноженные на чувства, их рождающие. Если проклясть соперницу, посулив потерю красоты и заключить слова в кольцо, у случайной девицы, подобравшей его на улице, не взбухнут нарывы на лице. Посланное зло неизменно найдет правильного адресата, потихоньку вытягивая силы из создателя. Случайная девица может годами носить кольцо, а неудачливый маг будет чахнуть от собственного же творения. Круг замкнется лишь когда проклятие попадет к нужному человеку. Об этом часто забывают, идя на поводу собственных чувств. Но какими бы сильными ни были обида или ненависть, они часть каждого из нас, обоюдоострый клинок, неизменно достигающий цели.

— Госпожа Ирмас?

Я прикрыла глаза, ожидая повторения ужаса, накрывшего Годарда Обена перед смертью, но ощутила лишь холод и неровности металла. Обломок серебряной пластины, вероятно, служивший когда-то украшением, висел на грубой тройной нитке. Поверхность потемнела от времени, но пальцы без труда различали резной узор.

— Все хорошо, — я даже улыбнулась, показывая нахмурившемуся Реджису, что нет причин для беспокойства и обвинительного выражения на лице. — Это тоже защитный амулет. Вернее, часть. Серебро — сильный компонент. Но чего-то будто не хватает. Думаю, дело в недостающей половине. Поэтому свойства утеряны и защита должна быть очень-очень слабой.

— Госпожа Обен, вам эта вещь знакома?

Сесиль подошла и чуть вытянула шею, рассматривая украшение.

— Да, видела раньше. Я не понимала, зачем Годард долго хранит сломанную подвеску. Он говорил будто это добрая память из прошлого.

— Память о ком?

— Не знаю. Думала, о какой-нибудь возлюбленной.

— И не хотели узнать больше?

— Ну не пытать же собственного мужа, мастер дознаватель. К чему? Возлюбленная, если и была, так где-то и осталась. Мне дело какое? Он ведь со мной, не с ней.

Клянусь Лорханой, госпожа Сесиль Обен была по-настоящему счастлива в браке. Иначе и быть не может у женщины, настолько простой и доверчивой, привыкшей видеть не дальше собственного носа. Ей даже любопытство чуждо — получила ответ и ладно.

— Позвольте? — Реджис взял украшение, не преминув взглянуть на мои ладони. — Похоже, это не могло стать причиной проклятия, как считаете?

Глаз грифона на его перстне сверкнул алым,