«Друзьями» дипломаты и разведчики именовали руководителей иностранных компартий. С некоторыми из них приходилось «вести разъяснительную работу».

И наконец, Суслов согласился с «планом основных пропагандистских и контрпропагандистских мероприятий в связи с очередной антисоветской кампанией международного сионизма, представленным Отделами ЦК КПСС и КГБ при Совете министров СССР».

План на двух страницах, подписанный заведующим сектором идеологического сотрудничества отдела пропаганды ЦК Борисом Александровским, основные задачи ставил перед Агентством печати «Новости», которое работало на заграницу. АПН предписывалось «активизировать разоблачение человеконенавистнического характера сионизма и политики Израиля, акцентируя при этом внимание на обличении расизма и агрессивных устремлений сионизма». Другим советским средствам массовой информации следовало делать то же самое, но в меньших масштабах. КГБ, в свою очередь, поручалась борьба с вражескими вылазками и «еврейскими националистами в стране».

Вообще-то сионизм – движение евреев за возвращение на землю предков, в Палестину, и создание там собственного государства. Но в советском обиходе тех лет сионизм обозначал совсем другое – то, что профессиональные антисемиты называли «мировым еврейством».

Ответом на принятое тогда решение стала знаменитая «поправка Джексона-Вэника», принятая конгрессом Соединенных Штатов.

В разгар холодной войны торговля между СССР и США практически прекратилась. 23 июня 1951 года Вашингтон денонсировал двухстороннее торговое соглашение, заключенное еще в 1937 году. В июле отменил режим наибольшего благоприятствования в торговле с СССР. В августе президент Гарри Трумэн ввел запретительные тарифы на торговлю с социалистическими странами.

Новый президент США Ричард Никсон обещал Брежневу все изменить. В сентябре 1972 года закончились долгие переговоры относительно советских долгов военного времени – за американские поставки по ленд-лизу. Правительство Никсона подготовило проект закона, предоставляющий Советскому Союзу режим наибольшего благоприятствования в торговле. Этот статус, объяснял государственный секретарь США Генри Киссинджер, не даст особых преимуществ. Он лишь распространил бы на Советский Союз систему обложения пошлиной, уже действующую для всех других стран, с которыми Соединенные Штаты поддерживают нормальные торговые отношения. Другими словами, предоставление этого статуса разрешает нормальную торговлю.

Казалось, под прошлым подведена черта. Но 3 августа 1972 года был принят указ Президиума Верховного Совета «О возмещении гражданами СССР, выезжающими на постоянное место жительства за границу, государственных затрат на обучение». Советское правительство предпочло установить твердые ставки. В инструкции, утвержденной Советом министров, говорилось, что выпускник Московского государственного университета, навсегда покидающий страну, должен заплатить двенадцать тысяч двести рублей. По ценам 1972 года это были огромные деньги – средняя зарплата в стране составляла примерно 150 рублей.

Эмиграцию Советская власть воспринимала особенно болезненно. Никто не должен уезжать из социалистического государства – это краеугольный принцип советской политики. Эмиграция подрывала идеологические основы системы. Как можно желать уехать из социалистического государства?! Поэтому компетентные органы все время искали способы так или иначе отбить у людей желание подавать заявление на выезд.

Но эта идея обернулась грандиозным скандалом мирового масштаба.

Уже через два месяца, 4 октября 1972 года, влиятельный сенатор Генри Джексон внес поправку к закону о торговле, запрещающую предоставлять статус наиболее благоприятствуемой нации любой стране, ограничивающей эмиграцию. В палате представителей такую же поправку внес конгрессмен Чарльз Вэник. Президент Никсон пытался этому помешать.

Вообще-то Ричард Никсон неустанно боролся с коммунистами – классический рыцарь холодной войны. На съезде республиканской партии в 1960 году он говорил:

– Если господин Хрущев уверяет, что наши внуки будут жить при коммунизме, давайте ответим ему, что его внуки будут жить в условиях свободы. Я верю в американскую мечту, потому что она реализовалась в моей собственной жизни…

В этом историческом споре президент выиграл. Сын Хрущева Сергей Никитич в перестроечные времена перебрался в Америку и получил гражданство Соединенных Штатов.

Но именно Никсон повел Америку к разрядке, которой желал и Брежнев. В начале семидесятых открылась возможность для сближения двух супердержав. Стабильность и предупреждение ядерного конфликта оказались важнее идеологических разногласий. С начала семидесятых США ежегодно продавали СССР до двадцати миллионов тонн зерна, главным образом пшеницу и кукурузу.

22 мая 1972 года Ричард Никсон – первым из американских президентов – прилетел в Москву. Исторический момент! Накануне приезда он был настроен скептически. Не верил, что одна встреча сможет изменить ход событий.

Брежнев умел быть обаятельным. Охотно шутил с гостем. Глава правительства Алексей Николаевич Косыгин заметил, что Советский Союз может поставлять в Соединенные Штаты настоящую русскую водку, а не ту, которую делают эмигранты. Брежнев тут же с юмором предложил, чтобы Косыгин и советник американского президента Генри Киссинджер основали фирму по экспорту русской водки.

За ужином гость и хозяева крепко выпили. Американский президент с трудом встал из-за стола. В разговоре с глазу на глаз Леонид Ильич сказал Никсону, что хотел бы установить с ним личные, доверительные отношения.

Поначалу Никсон и Киссинджер думали, что сумеют переубедить конгресс. У Никсона был бойцовский характер. Он не занимался политикой – он сражался. Им руководили амбиции, гнев и стремление расквитаться – надо заставить других бояться себя, иначе проиграешь.

А в Москве Брежнев устроил разбор полетов. Он уже понял, чем грозит начавшийся скандал.

20 марта 1973 года на заседании Политбюро Леонид Ильич не в силах был сдержать своего недовольства:

– Разгорелась истерия вокруг так называемого образовательного налога на лиц, выезжающих за границу. На прошлом заседании Политбюро мы условились, что товарищ Андропов примет соответствующие меры. Я сказал тогда – приостановить взимание налогов. Отпустить пятьсот евреев, которые никакого отношения ни к секретности работы, ни к партийным учреждениям не имеют. Но стал я проверять, душа моя беспокойная. Думаю, спрошу товарища Щелокова.

Брежнев позвонил министру внутренних дел – тот ответил, что ему ничего не известно.

– Щелоков не виноват, – оправдал министра Генеральный секретарь, – он не был на Политбюро. Звоню Юрию Владимировичу Андропову: как же так? Юрий Владимирович говорит: я разговаривал с замом Щелокова. Звоню товарищу Громыко, прошу проверить. Оказывается, до сих пор взимают плату… Указания не выполняются. Меня это беспокоит. То ли мы будем зарабатывать деньги на этом деле, или проводить намеченную политику в отношении Соединенных Штатов. Джексон уже внес свою поправку. Джексон нас опередил. Вот я и думаю, что тогда стоит наша работа, если так оборачивается дело?

Андропов попросил слова:

– За последнее ваше указание, которое было дано на прошлом Политбюро, я несу ответственность. По моей вине мы задержали на шесть дней исполнение вашего указания, это просто неповоротливость нашего аппарата. В субботу вы мне позвонили, в субботу мы связались с товарищем Щелоковым.

Брежнев раздражен:

– Юрий Владимирович, извините! Киссинджер приходит к нашему послу Добрынину и говорит, помогите как-нибудь, Никсон работает с сенаторами, но не может пробить закон о предоставлении нам режима наибольшего благоприятствования. Зачем нам это нужно?

Но председатель КГБ не хотел сдаваться:

– Леонид Ильич,