Автора статьи на десять лет отправили в приятную, комфортную, но ссылку – послом в Канаду. Иначе говоря, Александр Николаевич получил десять лет с правом переписки. Из Канады его вернет Горбачев – после смерти Брежнева.

Что же такого написал опытнейший аппаратчик Яковлев, что ему и по сей день поминают эту статью?

К началу семидесятых в стране стали заметны последовательные антикоммунисты, те, кто отвергал не только Октябрьскую, но и Февральскую революцию. Они считали, что 1917 год устроило мировое еврейство, чтобы уничтожить Россию и русскую культуру.

И вот по этим настроениям ударил в своей статье Александр Николаевич Яковлев. Он выражал мнение той части аппарата, которая боялась откровенного национализма, понимая, как опасно поощрять подобные настроения в многонациональном Советском Союзе.

Яковлев родился в Ярославской области в крестьянской семье. Для него взрослая жизнь началась в сорок первом, когда сразу после школы он отправился на фронт. Его отца, который воевал и в Гражданскую, призвали через две недели после сына. Александра зачислили курсантом Второго ленинградского стрелково-пулеметного училища, эвакуированного из Ленинграда. Ускоренный выпуск, два кубаря на петлицах (погон еще не было) и отправка на Волховский фронт, где он командовал взводом.

«Тут началось таяние снегов, – вспоминал Яковлев. – Предыдущей осенью и в начале зимы в этих местах были жесточайшие бои. Стали вытаивать молодые ребята, вроде бы ничем и не тронутые, вот-вот встанут с земли, улыбнутся и заговорят. Они были мертвы, но не знали об этом. Мы похоронили их. Без документов. Перед боем, как известно, надо было сдавать документы, а жетонов с номерами тогда еще не было. Не знаю, как они считались потом: то ли погибшими, то ли пропавшими без вести, то ли пленными».

Фронтом командовал Кирилл Афанасьевич Мерецков. Через день после начала Великой Отечественной, 24 июня 1941 года, заместитель наркома обороны Герой Советского Союза генерал армии Мерецков был арестован. Обвинение – участие в военном заговоре… Держали его в Сухановской особой тюрьме для опасных политических заключенных. Следствие шло два месяца. Генерала армии нещадно избивали. Арестованный в 1953 году Берия признался, что к Мерецкову как к «опасному запирающемуся заговорщику применялись беспощадные избиения. Это была настоящая мясорубка».

Но Сталин передумал. В сентябре сорок первого генерала прямо из тюрьмы доставили в Кремль. Фарисейству не было предела.

Сталин как ни в чем ни бывало любезно приветствовал генерала:

– Здравствуйте, товарищ Мерецков! Как вы себя чувствуете?

Кирилла Афанасьевича отправили на Волховский фронт.

6-я отдельная бригада морской пехоты, в рядах которой сражался старший лейтенант Яковлев, держала линию фронта рядом с 177-й стрелковой дивизией, а в ней служил будущий министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов.

«Помню свой последний бой, – вспоминал Яковлев. – Надо было сделать “дырку” в обороне немцев. Подтянули артиллеристов, минометную батарею. И вдруг ранним утром от земли стал отрываться туман. Мы сказали координатору операции – майору, что надо сейчас атаковать, иначе хана. Он обложил нас матом, сказал, что будет действовать так, как было утверждено.

Пошли в атаку. Больше половины людей погибли. Меня тяжело ранило. Получил четыре пули. Три в ногу с раздроблением кости, одну в грудь, прошла рядом с сердцем. Два осколка до сих пор в легких и в ноге. Врачи говорят – закапсулировались…

Еще в полевом госпитале я подписал согласие на ампутацию левой ноги от тазобедренного сустава, поскольку у меня началась гангрена, нога посинела. Врачи сказали, что другого выхода нет, я равнодушно внимал всему, да и редко бывал в памяти.

Ногу мне спас руководитель медицинской комиссии, посетившей госпиталь как раз в момент, когда я был уже на операционном столе. Старший стал смотреть историю болезни, спросил: “Сколько лет?” “Девятнадцать”, – отвечаю. Говорит: “Танцевать надо”. Я вижу, ему начали лить воду на руки, а мне на нос накинули марлю».

За последний бой старший лейтенант Яковлев получил орден боевого Красного Знамени и инвалидность. На костылях вернулся в родную деревню. Как инвалиду войны ему предлагали заведовать кадрами на ткацкой фабрике или спиртоводочном заводе. На фабрике давали дополнительный паек, на заводе обещали корм для коровы. Но отец, тоже раненый и лежавший в госпитале, прислал письмо: пусть сын идет учиться.

Александр Николаевич поступил в Ярославский педагогический институт. Оттуда фронтовика взяли инструктором в обком партии. В 1953 году из обкома Яковлева забрали в Москву, в ЦК.

Мать отговаривала:

– Не езди туда, скажи, что ребенок маленький родился…

Яковлев побывал и за границей – учился в Соединенных Штатах, в Колумбийском университете. В Москве окончил Академию общественных наук. Защитил кандидатскую диссертацию, потом докторскую. От сослуживцев его отличали природная мудрость, крестьянский здравый смысл, привычка к самообразованию и трагический опыт фронтовика. Диссертацию в аппарате ЦК защитил каждый четвертый. А людей, воевавших на передовой и смотревших в глаза смерти, оказалось совсем немного.

Яковлев успешно продвигался по служебной лестнице, сначала в отделе науки ЦК, потом в агитпропе. Человек острого ума, прекрасно формулирующий свои мысли, умеющий ладить с людьми, он в брежневские годы занял не заметный широкой общественности, но важный пост первого заместителя заведующего отделом пропаганды. Заведующего не было, так что он фактически руководил отделом.

Александр Николаевич был лишен догматизма и начетничества. Возглавляя отдел пропаганды, прекрасно понимал, что происходит в стране. Хорошо помню, как мой отец, работавший в «Литературной газете», делился вечером впечатлениями от беседы с Яковлевым.

Отец, человек неравнодушный и темпераментный, вошел в кабинет руководителя отдела пропаганды ЦК со словами:

– Александр Николаевич, молодежи нужны идеалы! А на чем мы можем ее воспитывать?

Яковлев посмотрел на него и сказал:

– А ты пробовал без «вертушки» дозвониться до председателя райисполкома?

Мол, о каких идеалах ты говоришь в бюрократической системе, где до чиновника достучаться нельзя?

В кабинет Яковлева на Старой площади пришел известный экономист Николай Петрович Шмелев. Рассказал, как в Хабаровске, куда приехал читать лекции, увидел ночью людей, дежурящих у костра. Зима, холодно…

Старшина-пограничник объяснил московскому лектору:

– Мясо обещали привезти. К открытию магазина. Вот они и ждут. Мороз не мороз, а жить надо.

Что мог ответить Шмелеву исполняющий обязанности отдела пропаганды ЦК?

– Напиши записку, – сказал Яковлев и ткнул пальцем куда-то вверх, в потолок. – А я за запиской послежу.

Положение Александра Николаевича во властной иерархии было непростым. Он не был брежневским человеком. Леонид Ильич относился к нему с прохладцей.

Когда Яковлев возглавил отдел пропаганды, ему позвонил помощник Генерального секретаря Георгий Эммануилович Цуканов:

– Ну, как теперь будем показывать деятельность Леонида Ильича?

Яковлев осторожно ответил:

– В соответствии с решениями ЦК.

– Ах, вот как, ну-ну.

В голосе брежневского помощника сквозило разочарование. Он рассчитывал на больший энтузиазм при исполнении главной