России», не занимается, тем не менее, выдвижением кандидатов на российский Съезд и играет второстепенную роль в кампании 1990 года, то есть на одной из стратегических арен политического пространства, где идет борьба за позиции, которые впоследствии окажутся чрезвычайно важными. Такое впечатление, что МДГ не осознала всей важности ставок, разыгрываемых на этих выборах.

К тому же группа все чаще подвергается критике в рамках демократического движения за свою «мягкотелость» и «выжидательную позицию»[406], тогда как избирательный блок выработал себе гораздо более агрессивный имидж. Экономическая программа «Демократической России» впервые однозначно избирает либеральную ориентацию (мы к этому еще вернемся). По сравнению с ней программа МДГ кажется довольно нечеткой. С помощью термина «разгосударствление» в ней провозглашается самоуправление на предприятиях либо передача государственной собственности трудовым коллективам или местным властям, тогда как «Демократическая Россия», не используя термина «приватизация», все-таки явно к ней отсылает (нужно «преобразование значительной части государственной собственности в иные формы»[407]). В декабре 1989 года МДГ осмеливается, в свою очередь, перейти в наступление, заявив о своей «оппозиции» большинству, представленному на Съезде СССР, а в мае 1990-го требует отставки правительства СССР[408]. Однако после выборов 1990 года МДГ, по всей видимости, окончательно теряет статус ориентира для демократического движения: ее упрекают в отсутствии новой программы, в аморфности ее организации и во втягивании страны в кризисную ситуацию. Численность членов МДГ, достигшая максимума (360 депутатов) в декабре 1989 года, тает на глазах и годом позже составляет 229 человек[409].

И наконец, третья причина отступления МДГ связана с изменением структуры политической игры. «Межрегиональная группа» находится на том уровне власти, который сам по себе теряет значение. В 1990 году «демократы» (но не только они) сделали ставку на нижестоящие уровни (республиканские и городские советы) и, получив впечатляющие результаты на выборах (см. врезку 11), склонны рассматривать эти советы как точки опоры в своей стратегии завоевания власти. Поэтому депутаты СССР, получившие кресла на российском Съезде или в Моссовете, постепенно покидают арену союзной власти и посвящают себя своим новым функциям. Ельцин баллотируется на пост председателя Верховного Совета РСФСР, Станкевич рассчитывает выдвинуться в председатели Моссовета. Союзный центр становится инстанцией, с которой, во избежание политической дисквалификации, дела лучше вообще не иметь. Станкевич, кстати, отказывается от нескольких постов, предлагаемых ему Горбачевым[410]. Последний либо не осознает, что ставки для демократов переместились в другое пространство, либо хочет повернуть этот процесс вспять, пытаясь привлечь на свою сторону некоторых их представителей. Возможно, «Межрегиональной депутатской группе» трудно сплотить свои ряды, поскольку доверие к акторам союзного уровня утрачено. Даже «Межрегиональное объединение избирателей» (МОИ), прежде целиком ей преданное, начиная с кампании 1990 года сотрудничает с «Демократической Россией».

Этот период политической флюидности отмечен нестабильным характером идентичностей; кроме того, стало сложно локализовать центр тяжести власти. Карта власти перекраивается, когда новые ставки еще неясны. Еще непонятно, на какие полномочия могут претендовать республиканские и муниципальные советы, в которых активно задействованы демократы, но уже есть предчувствие, что они станут стратегически более важными, чем Съезд или Верховный Совет СССР, хотя последние и остаются с точки зрения формальных правил главными инстанциями принятия решений. Таким образом, падение статуса МДГ в демократическом движении становится следствием перемещения центра тяжести от союзного центра к республикам. Схожее явление наблюдается и на партийной арене: некоторые акторы покидают центральный уровень (КПСС) и сосредотачивают свои усилия на республиканском (российская КП). Съезд народных депутатов СССР, так же как и ЦК КПСС, оттесняются, таким образом, от центра игры – не в силу перенесения политических (юридических, конституционных) решений, а в силу тактической деятельности акторов.

Врезка 11

Результаты выборов 1990 года и соотношение сил на Съезде народных депутатов РСФСР

Блок «Демократическая Россия» одерживает абсолютную победу в Москве, где он набрал:

• 57 из 65 мест на Съезде РСФСР (то есть 88% московских депутатов),

• 281 из 468 мест в Моссовете (60%).

В Ленинграде демократы также заняли более половины мест:

• 25 из 33 мест на Съезде депутатов РСФСР (75%),

• 355 из 400 мест в Ленсовете (88%).

На Съезде РСФСР в парламентской группе «Демократическая Россия» насчитывается изначально 250 депутатов из 1068 (23,5%). К ним примыкают 200 других депутатов (42% мест), однако этот блок крайне нестабилен и теряет 150 депутатов после первой же сессии (16 мая – 22 июня 1990).

Ни один из противоборствующих лагерей – «демократов» и «коммунистов» – не располагает абсолютным большинством. Демократы контролируют примерно 300 мест, коммунисты – 360[411]. Самым многочисленным является «болото» – 400 депутатов.

В ходе выборов председателя Верховного Совета в мае 1990 года Ельцину с огромным трудом удается заручиться поддержкой этого «болота»: он избран лишь в третьем туре голосования, едва набрав нужное количество голосов (535). Консерваторы же добиваются назначения Ивана Силаева на пост председателя Совета министров РСФСР, одержав победу над кандидатом – ставленником Ельцина.

В Моссовете такая же нестабильность: там фракция «ДемРоссии», в которой перемешались социалисты, либералы, анархисты и христианские демократы, с треском распадается по прошествии полугода, в октябре 1990-го[412]. Поскольку кандидаты от КПСС получили всего 20% мест, борьба разворачивается скорее между разными фракциями, вышедшими из «Демократической России».

Происходящее на избирательной арене в 1989—1990 годах вызывает симметричные эффекты во всем политическом пространстве и в неформально-демократическом движении, сказываясь и на его отношениях с другими акторами. Арен состязания становится все больше: между КПСС и советами, между разными уровнями советов, внутри партии за выдвижение кандидатов и т.д.

Благодаря первой предвыборной кампании (1989 года) неформальное движение приобретает новый масштаб: организует массовые митинги, публично солидаризируется с видными фигурами федерального уровня, а с появлением клубов избирателей обретает еще и разветвленные сети на местах. Структурная трансформация движения сопровождается переопределением его отношений с партийными реформаторами. Организаторы кампании поддерживают «радикалов» из аппарата, конкурирующих с «умеренными» (сторонниками Горбачева). «Радикалы» входят в движение через верхние эшелоны власти; в сущности, они к нему не принадлежат, однако воспринимаются как крупные оппозиционные фигуры. Этот сговор – одна из движущих сил, которые сообщают движению логику прямого противостояния с «советской властью», в рамках которой «умеренные» реформаторы все более отождествляются с «консерваторами».

Всем членам движения так или иначе придется подчиниться этой логике. В 1989 году у них нет своего собственного места на предвыборной сцене, так как они не преодолели барьеров на входе в соревнование, и им приходится примыкать к реальным кандидатам.