своего последнего визита в коммуну Гефсимания, Проханов призвал к новому, евангельскому образу жизни. Будучи не только пылким верующим, но и инженером по образованию, он рисовал картины нового общества, построенного на принципах веры, коллективного труда, технологии, гигиены, творчества, трезвости и стремления к самосовершенствованию. Эти принципы были официально приняты Съездом Союза евангельских христиан в Ленинграде в декабре 1926 г. [Проханов 1925а; Проханов 19256; Записи заседания 1927: 22–23][168].

В следующем году, вооружившись разрешением от наркомата земледелия, Проханов с еще одним инженером отправились в экспедицию на Алтай, где с помощью специалистов из Томского университета провели оценку различных мест для основания утопического поселения евангеликов, Города Солнца, или Евангельска (в проекте были оба названия). В присутствии представителей местного правительства они посадили на месте будущего города три кедра и три клена. Вернувшись в Ленинград, они продолжили строить планы, а весной 1928 г. отправились в том же составе в коммуну Вифания в Тверской губернии, чтобы исследовать, подойдет ли организация этой коммуны как образец для строительства нового христианского общества [Таш-Отлу-Кей 1928: 44–52; Шопмишич 1928].

Город Солнца так и не был построен, поскольку к 1927–1928 годам правительство начало наступление на религиозные организации, частный сектор экономики, независимые хозяйственные объединения и мечтателей, которых нельзя было полностью подчинить генеральной линии партии. Предложение о строительстве Евангельска осталось памятником тем возможностям, которые открылись в раннесоветский период для реализации самых разных социальных экспериментов. В это же самое время партийная печать была переполнена прожектами, как перестроить не только быт, но и все мировоззрение граждан в соответствии с принципами коммунизма. Строители утопических городов тоже воображали новое общежитие, которое будет выражать коллективистский дух радикально преображенного человечества [Таш-Отлу-Кей 1928: 44–52; Шопмишич 1928]. Таков был Проханов, видевший утопию под углом христианства, и он получил разрешение от советского правительства на ее осуществление!

В 1920-е годы евангелики воспользовались своими в целом неплохими отношениями с советским правительством, чтобы развивать свои сообщества, опираясь на опыт и достижения прежних лет, а также экспериментировать с новыми формами организации в новом советском обществе. Если во время голода 1921–1922 годов у православных изымались ценности, чтобы закупать продовольствие для голодающих, то баптистам и евангельским христианам было разрешено самим организовывать поставки помощи и самим получать помощь от единоверцев заграницей [Помощь голодающим 1922: 25; ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 34, п. 12, л. 12 об. – 13]. Кроме того, в это же время, когда велось сокрушительное наступление на Православную церковь, большевики призывали сектантов сотрудничать с властью, чтобы восстановить деревню, изувеченную войной. Баптисты и евангельские христиане охотно откликались на такие приглашения и приветствовали наступление на когда-то государственную Церковь. Словами и делами они стремились убедить большевиков, что их христианская вера была совместима с социалистическим обществом. Кроме того, само устройство советского общества давало им достаточно возможностей для того, чтобы создавать работающие институты и привлекать новых членов на протяжении 1920-х годов.

Новые верующие, которые присоединялись к евангелическим общинам в раннесоветский период, по-прежнему главным образом искали спасения, освобождения от греха и обретения смысла в жизни. В рассказах об обращении они по-прежнему говорят о поддержке, которую им оказали «братья и сестры» по вере; в частности, важно, что в этот период, когда люди часто оказывались вырваны из привычной жизни, они могли найти группу верующих, где бы они ни оказались [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 312, л. 31 об., 35, 144; д. 320, л. 22]. Новые общины быстро вовлекали их в различную деятельность, где они общались с другими верующими, обучались новым навыкам и получали моральную поддержку. Хотя обращенные 1920-х годов часто говорят о трудностях жизни в безбожном обществе, в их личных документах практически нет упоминания политики. Кажется, что люди просто жили своей жизнью, сталкиваясь с уже знакомыми нам проблемами отвержения семьей и обществом, но главным образом заботясь о распространении Благой вести.

Илл. 7. Подготовка к строительству нового молитвенного дома. Май 1927 г., Пески, Тамбовская губерния. Источник: Баптист Украины, 1927

Тем не менее, несмотря на открывшиеся перспективы, с начала 1920-х годов баптисты сталкиваются с противодействием государства. Как отмечает редакторский материал лондонского журнала Friend of Russia в середине 1923 г., несмотря на успех евангеликов в России, о котором говорил Рашбрук Всемирному союзу баптистов, информанты в России говорят о непрекращающихся гонениях за веру [Editorial Foreword 1923: 81]. Баптисты и евангельские христиане пытались самоорганизовываться не только будучи лишены юридического статуса и официального права обучать молодежь религии. Архивные материалы показывают, что регулярно происходили аресты, молитвенные дома закрывались, молитвенные залы отнимались у верующих [ГА РФ, ф. 130, оп. 3, д. 214; ф. 353, оп. 8, д. 8, л. 10; ф. 1235, оп. 40, д. 69, л. 162–163]. Об этом писали даже журналы, выходившие в Советском Союзе. К примеру, одна евангельская христианка из Киева писала в 1926 г., что она трудилась на благо заключенных верующих, а в других статьях говорилось о проблемах с местными властями [Мазина 1926: 57; Сообщения 1924:46–47; Братские разъяснения 1926: 47–48]. Чтобы препятствовать молитвенным собраниям евангеликов местные власти могли назначить для общины произвольную высокую пошлину, потребовать получать разрешение на каждое собрание или пригрозить закрытием церкви, если община не произведен очень дорогой ремонт [Friend of Russia, No. 3 (March 1925): 40; How God Is Working in Russia 1925: 72; Messages from our Missionaries 1926: 28–29]. В советской жизни еще было достаточно свободы, чтобы евангелическое движение могло развиваться, но было бы совершенно неверно считать, что за это стоило благодарить большевиков. Православные в эти годы вели деятельность в похожих направлениях: здесь тоже учреждались благотворительные организации, создавалась система богословского образования, появлялись артели; кроме того, шла обычная литургическая жизнь, см., например, [Шкаровский 1995: 36, 105–107; Лебина 1999: 129; Husband 2000: 77].

Евангелические руководители официально относили гонения на счет невежественных и чрезмерно ревностных местных чиновников. Павел Павлов писал в конце 1921 г., что из 67 случаев притеснения, отмеченных Союзом баптистов с конца 1920 г., большая часть не позволяет говорить о систематической политике притеснений («гонений, как системы, не существует»), инициированной центром [Павлов 1921: 44]; см. также [Павлов 1920: 41]. Это в целом было верно в 1921 г., но не позже. Уже в начале 1920-х годов высокопоставленные лица партии и чекисты в Москве обратили свои усилия на то, чтобы разрушить евангелические организации изнутри [ГА РФ, ф. 353, оп. 4, д. 372, л. 114; РГАСПИ, ф. 17, оп. 112, д. 565а, л. 10, 14, 39, 46, 56]. Для этого они использовали,