наверное, самую значительную привилегию, которую молодое советское правительство даровало сектантам: право по закону 1919 г. просить об освобождении от военной службы по религиозным убеждениям. С самого начала это право было предметом споров в партии. Поскольку евангелики охотно пользовались правом не служить, партия осталась недовольна, а в среде баптистов и евангельских христиан начались разногласия. Скоро именно они превратятся в серьезную проблему для всего евангелизма.

Глава IX

Сомнительная привилегия

Пацифизм сектантов и политическая легитимность

21 июля 1923 г. народный суд 1-го района Пятигорского уезда заслушал дело о заявлении молодого баптиста Якова Логинова об освобождении от воинской службы по христианским убеждениям, согласно которым он не мог участвовать в кровопролитии. Суд постановил, что Логинов был искренен в своем прошении и что служба в армии может быть заменена для него на службу в госпитале. Выражения, использованные в постановлении, следует рассмотреть отдельно. Там говорилось, что свидетели по делу показали, что Логинов «ведет жизнь по учению Иисуса Христа, т. е. помогает своим ближним, чем может, не курит, не пьет и не ругается», и что он действительно верит в невозможность для себя служить в армии. Хотя Логинов был освобожден от службы в действующих войсках, суд заключил, что он должен служить в военном госпитале, там самым «оказывать помощь своим ближним». Судья решил, что такая служба не могла противоречить его религиозным убеждениям, поскольку Логинов мог опираться лишь на библейскую заповедь «не убий» как основание своего отказа от службы, «таковую заповедь несет каждый христианин и не отрицающий военной службы» [ГМИР, колл. 1, оп. 8, д. 6, п. 5, л. 59]

1 Похожее судебное заключение, по уверению автора, буквально повторяющее официальный протокол, см. в [Марцинковский 1995: 88].

Это не единственный пример довольно странной ситуации, когда служители по крайней мере номинально атеистического Советского государства были вынуждены разбираться с проблемами христианского богословия и нравственного поведения верующих, отправляя советские законы. Декрет Совнаркома, изданный в январе 1919 г., предоставлял возможность альтернативной службы и даже полного освобождения от воинской службы по религиозным убеждениям. Хотя нет точной статистики, сотни, а возможно тысячи молодых баптистов, подобно Логинову и другим членам маленьких религиозных групп, воспользовались этим законом[169]. Часто на этом основании говорят об исключительных условиях, которые большевики создали членам религиозных групп, преследуемых до революции. Ко времени, когда суд разбирал дело Логинова, отказ от военной службы по религиозному убеждению стал предметом конфликта между большевистским правительством и сектантами. В этой главе рассматриваются отношения между баптистами и большевиками в свете декрета 1919 г. и его понимание государством и верующими в контексте революции, Гражданской войны и послевоенной реконструкции. Для обеих сторон этот декрет оказался сомнительной привилегией. Он появился на свет отчасти в силу верности идеалам, отчасти как тактическая уступка, но его введение привело к последствиям, которые не могли предвидеть ни власть предержащие, ни сектанты. Большевики столкнулись с необходимостью разбирать вопросы совести, а баптисты обнаружили, что этот закон вместо того, чтобы охранять их убеждения, использовался для испытания их гражданской лояльности новой России. К середине 1920-х годов принудительный отказ от пацифизма как учения и практики стал непременным условием сохранения легального статуса для организаций баптистов и евангельских христиан.

Декрет 4 января 1919 г

Хотя лидеры большевиков поначалу воспринимали Красную армию как добровольческое войско, к апрелю 1918 г., когда иностранные силы высадились во Владивостоке и на севере страны, а по всей стране началось сопротивление большевикам, появились сомнения, что для сохранения власти достаточно будет исключительно добровольческого ополчения. ЦИК ввел обязательную военную подготовку для всех рабочих и крестьян мужского пола в возрасте от 18 до 40 лет. Когда в мае разразилась Гражданская война, большевики начали призыв. Эти меры были крайне непопулярны в стране, измученной годами войны, и летом-осенью 1918 г. были введены военные трибуналы, осуждавшие и казнившие сотни солдат за измену, саботаж, дезертирство и мародерство. Однако дезертирство продолжалось [Von Hagen 1990: 28–30, 37,46]. И в то самое время, когда перед большевиками остро стоял вопрос, как мотивировать население защищать их революцию, они ввели освобождение от воинской службы по убеждению. Что удивительнее всего, атеистическое Советское государство распространило эту привилегию лишь на тех, кто обосновывал свой пацифизм религиозными верованиями.

Декрет Совнаркома от 4 января 1919 г. предусматривал альтернативную гражданскую службу, а в некоторых случаях безусловное освобождение от всех форм службы по религиозным убеждениям. За исключением британских законов об отказе от воинской службы по убеждениям, принятых в 1916 г., советский декрет был самым либеральным в истории [Brock 1970:105]. Что еще удивительнее, учитывая отношения большевистского государства к религии, согласно новому декрету, учреждался комитет из представителей религиозных сектантов, который должен был следить за его исполнением. Декрет рекомендовал судьям, решавшим дела об отказе от военной службы руководствоваться мнением экспертов из Объединенного совета религиозных общин и групп «по каждому отдельному делу» [Декрет об освобождении 1919: 29]. В эту организацию входили представители от толстовцев, баптистов, меннонитов, трезвенников и адвентистов седьмого дня. Они должны были подтверждать перед судебными органами, что их вера запрещает участие в военной службе и ручаться за искренность просителя. В разгар Гражданской войны, когда по всей стране шло наступление на религию, этот декрет неожиданно выстраивал партнерские отношения между религиозными организациями и судебными органами Советского государства по вопросу об освобождении от воинской службы, причем определять степень искренности тех, кто претендовал на такое освобождение, должен был Объединенный совет религиозных общин и групп [Воспоминания крестьян-толстовцев 1989: 262–265; Brock, Young 1999: 301–302].

Декрет 1919 г., с одной стороны, был принят из соображений большевистской политической стратегии, но, с другой стороны, за ним стояли десятилетия взаимоотношений партийных руководителей и религиозных диссидентов. С одной стороны, декрет давал привилегии врагам Православной церкви, главного противника коммунистов на «религиозном фронте» [РГАСПИ, ф. 17, оп. 60, д. 114, л. 1], с другой стороны, эту политическую меру можно рассматривать в контексте проводившейся частью партийной верхушки политики привлечения симпатий крестьянства через ограничение антирелигиозной деятельности нападками на имущество Православной церкви и ликвидацией ее политического влияния при гарантиях свободного исповедания религиозной веры как таковой [Luukkanen 1994: 80]. Здесь также сказалось определенное направление в большевистской мысли, согласно которому религиозные сектанты с готовностью вступят в союз с коммунистами, если только им будут сделаны некоторые уступки. Бонч-Бруевич, теперь управляющий делами Совнаркома, продвигал про-сектантскую политику в партии, активно сотрудничая с диссидентами и постоянно припоминая их страдания в эпоху царизма и даже их эпизодическое сотрудничество с социал-демократами [ГА РФ, ф. 130, оп. 2, д.