и заключает в объятия, одной рукой обхватывая мою голову, прижимая мою щеку к своей груди, а другой обхватывая мою поясницу.

— Шшш, детка. Успокойся.

Меня трясет. Мое тело настолько оторвано от разума, что кажется, будто я стою посреди Арктического полюса, а мой мозг находится в Амазонии и перегревается. Желчь подступает к горлу, мерзкий, кислый вкус обжигает, как аккумуляторная кислота. Я пытаюсь отстраниться от Логана, но он только сильнее притягивает меня к себе.

— Я не отпущу тебя. Пока ты не успокоишься и не расскажешь мне, что, черт возьми, произошло, из-за чего ты так расстроилась.

Слезы наворачиваются сильнее, стекая по носу и подбородку, хотя я закрываю глаза, чтобы они не вырвались наружу. Я снова набрасываюсь на Логана, упираясь кулаками в его бока и извиваясь, как сумасшедшая.

Не самый лучший ход, учитывая, что мои сломанные ребра вопят в агонии, лишая меня дара речи через три удара. Я непроизвольно прикусываю руку Логана, хватаясь за заднюю часть его футболки и сжимая ее как можно сильнее, чтобы передать боль.

— Черт. — Он перекладывает руки на мои бедра и поднимает меня на руки. — Дыши, детка. Просто дыши это ради меня. — Он садится на диван, прижимая меня к своей груди. — Так нормально?

Я слегка корректирую свое положение, прижимаясь к его груди, и ослепляющая боль действует как успокоительное на мой обезумевший разум, заглушая крики и останавливая слезы.

— Нам нужно поговорить, — говорю я, втягивая медленный, осторожный воздух. — Я не хочу делать этого сегодня, но ты сейчас здесь, и я схожу с ума.

— Нам действительно нужно поговорить, но, — он отталкивает меня и загибает пальцы под мой подбородок, заставляя встретиться с его глазами. — Тебе придется смотреть на меня, пока я говорю.

— Сначала я, — умоляю я, соскальзывая с его коленей, чтобы занять место на другом конце дивана, как школьница перед кабинетом директора. Я впиваюсь ногтями в колени. Это не должно быть так сложно. Я совсем не так представляю себе, как женщина сообщает новость отцу своего ребенка, но вот я здесь, и я так нервничаю, что у меня сводит живот. — Мы не более чем случайные дружки по сексу и…

Логан наклоняется вперед, его челюсть напряжена.

— Будет лучше, если я скажу первым.

Я качаю головой, прикусывая губу, чтобы остановить новую волну слез. Боже, как долго продлится этот плаксивый, эмоциональный побочный эффект беременности?

— Тебе нужно заткнуться и слушать, потому что это так тяжело, как только может быть, и если ты будешь перебивать меня, я буду продолжать плакать, и все пойдет наперекосяк.

Он сужает глаза, но замолкает, снова устраивается в кресле, сосредоточившись, а в комнате становится так тихо и спокойно, что слышно, как падает булавка.

— Хорошо, но не называй меня своим дружком, Кэсс.

— Я не хочу быть причиной того, что ты перестал общаться со своей семьей, — начинаю я, взвешивая каждое слово. — Я не хочу разрушать твою жизнь и не хочу, чтобы ты меня ненавидел. — Я пока не понимаю смысла, но скоро он поймет. — Я люблю тебя, Логан, и хочу для тебя только лучшего, но я уже достаточно настрадалась. Мне нужно, чтобы ты принял во внимание мои чувства, хотя бы на каком-то уровне, хорошо?

— Кэсс, я…

— Я еще не закончила, — говорю я, поднимаясь на ноги, слишком нервничая, чтобы сидеть спокойно. — Просто знай, что я сделала это не нарочно. Я никогда не лгала тебе. И не строй из себя благородного ради этого. Никто не должен знать.

Я выхожу из комнаты, чтобы забрать снимки УЗИ. Я не хочу их видеть, но если он усомнится в моих словах, у меня будет доказательство, которое я смогу ему предъявить. Я бросаю конверт на кофейный столик перед ним, и он делает движение, чтобы взять его.

— Логан, — призываю я, стоя на месте, как сирота.

Он переводит взгляд на меня, и изменение моего тона с плаксивого на покорный шепот не дает ему сомкнуть пальцы на конверте.

— Просто скажи это. Это результаты анализов? Что, черт возьми, с тобой?

По моей щеке скатывается одна слезинка, когда я готовлюсь к неизвестности.

— Я беременна.

ГЛАВА 29

Логан

Землетрясение.

В моей голове.

— Я беременна, — раздается в самых глубинах моего разума, сердца и души, если таковая вообще существует.

Она беременна.

Мой взгляд падает на ее живот, но там нет никаких округлостей. Никакого визуального представления ее слов. Я сижу здесь в состоянии глубокого, мать его, шока.

Мои голосовые связки перетянуты, и я не могу оторвать взгляд от ее живота, как будто долгий взгляд позволит мне заглянуть внутрь.

— Скажи что-нибудь, — призывает Кэсс, присаживаясь рядом со мной на край дивана. Думаю, она боится напугать меня, если подойдет ближе. — Я знаю, что это неожиданно. Если тебе нужно время подумать, все в порядке, просто…

— Ты принимала противозачаточные, — вклиниваюсь я, вспомнив этот факт. — Как ты можешь быть беременна?

Она втягивает нижнюю губу между зубами, но не сводит с меня взгляда.

— Клянусь, я не делала этого специально. Я принимала таблетки каждый день, как и должна была. Можешь посмотреть в календаре, я отмечаю каждый день, и я могу показать тебе таблетки, которые у меня остались, и ты сможешь посчитать их, чтобы увидеть, что я не пропустила ни одной, — говорит она, широко раскрыв глаза, а руки вяжут невидимый свитер. Она так боится моей реакции, что дрожит, как загнанный в угол зверь, а из ее глаз катятся слезы. — Доктор Джонс сказал, что такое случается. Редко, но бывает.

Я делаю глубокий вдох, изо всех сил стараясь спокойно оценить ситуацию и продумать, что и как прозвучит из моих уст.

— И ты уверена, что он мой.

Это не вопрос.

В моем голосе нет ни капли обвинения. Я знаю, что ребенок мой. Она бы не сидела здесь, не вздрагивала, не смотрела на меня большими глазами, если бы ребенок принадлежал кому-то другому.

— Я не