— Пек, скажи как волшебник волшебнику, — я смотрел на него сверху вниз. — Что делать, если хочешь, чтобы народ уверовал в твою религию?

Маг захлопал глазами.

— Ты что, с перепоя? — спросил он. — Ну, скажи, что отменишь налоги и разрешишь многожёнство — как обычно. Что за религия-то?

— Друиды.

— Это которые с лесом? Вот тебя занесло! — Пек неодобрительно потряс головой. — Не скажу даже... Жертвоприношения есть у вас?

— Не знаю, — я представил Димеону у жертвенного огня, и меня передёрнуло. — Надеюсь, что нет.

— Ну, и чего тогда с тобой говорить? — маг взялся за ручку двери. — Погоди, а с каких это пор ты вдруг в религию ударился?

— В полевой я, — признался я. — Проповедницу сопровождаю.

— Где? С кем?

— В Фэнтези с Василисой. Ладно, Пек, мне пора...

— О! Василиса! — в руке волшебника моментально раскрылся блокнот. — Тогда скажи ей, что Язевку мы обработали и что тернарника там нигде нет, но всплыла любопытнейшая тень в дзета-области, и, если они всерьёз рассчитывают на эффект в стиле Строгова...

— Пек, мне, право же, некогда... — пробормотал я, пятясь к выходу из крыла. — В другой раз как-нибудь, хорошо?

Волшебник вздохнул.

— Вот, всегда с вами так! — сказал он вполголоса. — А ещё друиды...

Глава тринадцатая, в которой Максим растворяется в объятиях Димеоны

Когда шум погони стих, растворившись в глубине узких улочек, мы наконец перешли на шаг и пошли рядом. Я молчал. Димеона сопела и, казалось, напряжённо о чём-то думала. Несколько раз она собиралась что-то сказать, но, уже раскрыв рот, чего-то смущалась и вновь надолго уходила в себя. Потом из переулка вынырнула Василиса в обвисшем плаще и пошла позади нас. Достав из подкладки реальности пачку сигарет, она прикурила от палочки и, глубоко затянувшись, выпустила терпкий дым через ноздри. Её некогда белый костюм пропитался водой и теперь лип к телу. Димеона тоже промокла насквозь, но это её не заботило, и лишь я был более-менее сух выше пояса — начинавшийся дождь, впрочем, обещал исправить это досадное упущение. Докурив одну сигарету, чародейка принялась за вторую.

В Сивелькирию — город-крепость и опору всей эльфийской цивилизации — мы прибыли трое суток назад, под вечер. Дракон, которого Василиса вызвала на дуэль и за которого яро вступилась похищенная им Димеона, оказался существом милым, застенчивым и весьма дружелюбным. Стараясь замять инцидент, он напоил нас всех чаем, а после даже подкинул до самой столицы. Димеона, за время нашего вынужденного отсутствия успевшая всласть наболтаться с ним о лекарственных растениях, осталась крайне довольна непредвиденной встречей, я, в общем, тоже был рад, что в этот раз обошлось без кровопролития, и лишь Василиса, которой не дали испробовать новое заклинание, надулась, как мышь на крупу, а после заявила, что-де наш дуэт способен испортить любой, даже самый железобетонный, сценарий.

Попрощавшись с драконом, мы приступили к формальностям: утёс отделён от остальной части света шестью линиями оборонительных сооружений, на КПП каждой из которой эльф-таможенник будет нарочито тщательно изучать ваши бумаги, пока отряд лучников держит вас на прицеле. «Мы безмерно чтим право всякой разумной сущности на жизнь и свободу, — лениво объяснял мне один из тамошних бюрократов, чин которого я не запомнил. — Но безопасность границ является для нас первостепенным приоритетом». Не знаю, не знаю. Я, конечно же, понимаю, что все мы смертны, но, всё-таки, не люблю, когда мне лишний раз об этом напоминают. Так или иначе, но документы, что достала для нас Василиса, сработали, и около шести часов по полудни мы вошли в город.

Точнее всего Сивелькирию описывает фраза «Тёмная столица». Представьте себе Кромвель на негативе: белый мрамор зданий и мостовых сменяется тёмно-серыми и угольно-чёрными грубо отёсанными камнями, широкие улицы вдруг сужаются, вызывая у вас приступ клаустрофобии, а вместо улыбающихся туристов вы видите вокруг всевозможную фэнтезийную нечисть — от людей, чья привычка держаться теней определена спецификой отношений с законом, до живых мертвецов и существ тёмной магии. Даже сам воздух здесь — спёртый, несвежий: Сивелькирия, даром что стоит посреди леса, производит столько копоти и ядовитых паров, что только диву даёшься, как такое возможно в добензиновую эпоху. Вообще, если по Кромвелю приятно пройтись, то Сивелькирия вызывает острое желание поскорей скрыться с неприветливых улиц или, по крайней мере, ускорить шаг.

На Димеону город-крепость произвёл тяжёлое впечатление: если в Кромвеле жрица запросто останавливалась в каком-нибудь скверике или просто на пересечении улиц и начинала вещать про Фериссию, то здесь она весь первый вечер потерянно блуждала промозглыми лабиринтами, не находя себе укромного уголка. Ночь также не принесла девочке облегчения: ещё третьего дня начав жаловаться, что сон в помещении её угнетает, теперь бедняжка и вовсе расклеилась, наутро поднимаясь с кровати невыспавшейся, с синюшными кругами около глаз. Да что там! Даже на нас с Даффи местный климат подействовал деструктивно, и на ночь мы провалились в тяжёлое забытье без сновидений. Одна только Василиса казалась довольной: вид безжизненных узких расщелин между домами приводил её в странное возбуждение, и вечером, торопливо вселив нас в гостиницу, она растворилась в сгустившемся сумраке, явившись в номер только под утро — усталой, но очень довольной. Я воздержался от расспросов, рассудив, что так будет спокойнее.

Следующие три дня прошли в ставшем уже привычным режиме. Взяв себя в руки, Димеона принялась проповедовать, но здесь желающих посмотреть её шоу не оказалось совсем: если в Вебезеккеле публика попросту потешалась над посланницей леса, а в Кромвеле — слушала с пятого