мая. В качестве скорбящих обычно выступали ближайшие родственники покойного, а затем остальные представители рода. В этот день король, принцы, двор, бароны и дамы оделись в черное. Все дворянство оплакивало коннетабля, как родного. А кто возглавлял траурную церемонию? Конечно, граф де Лонгвиль, брат Дю Геклена, но перед ним стояли маршалы во главе с коннетаблем Франции Оливье де Клиссоном.

На следующий день было совершено жертвоприношение — военный обряд, который аббатство Сен-Дени видело впервые. Епископ Осерский совершил мессу офферто́рий (приношение даров). Затем вместе с королем он перешел ко входу на хоры, чтобы принять подношение. В последнее время подношение превратилось в сложную церемонию, когда все военное снаряжение покойного передавалось в дар церкви процессией, состоящей из рыцарей рода, подносящих щит, затем оруженосцев, подносящих шлем, меч, нагрудник и боевого коня.

Подношение оружия коннетабля, по традиции, открывали главы родственных домов, внесших четыре щита со своими гербами, каждый из которых был окружен тринадцатью свечами. Перед вручением почетных знаков, которое обычно следовало за этим, совершался особый обряд: четыре меча были предложены Людовиком Туреньским, Иоанном Неверским, Пьером Наваррским и Анри Барским. Принесшие их четыре молодых человека были ближайшими родственниками короля. Именно государство дарило Церкви мечи коннетабля Франции. За ним последовало остальное вооружение Бертрана Дю Геклена. Должность почиталась раньше человека, которому, тем не менее, оказывалась большая честь. Четыре сержанта внесли вооружение коннетабля в церковь. Далее меч, нагрудник и шлемы с плюмажами понесли четыре оруженосца, каждого из которых сопровождали два высокопоставленных сеньора, а замыкали шествие герцоги Бургундский и Бурбонский. В те времена подобных обрядов удостаивались только принцы и знатные бароны, о чем свидетельствует Монах из Сен-Дени. Чествовать таким образом Бертрана Дю Геклена было небывалым новшеством. Но он того заслуживал.

Чтобы никто не сомневался, епископ Осерский, который приходился дядей Жану де Монтегю, сделал это темой погребальной оратории, которую он произнес после подношения. Слова, обращенные им к рыцарям, зафиксированы Монахом из Сен-Дени, в его хронике: "Рыцарство было учреждено ради общественного блага"… "Нельзя брать в руки оружие без разрешения его сюзерена"… Следуя этим принципам, добрый рыцарь обретет честь при жизни и спасение после смерти. Поэтому следует молиться о том, чтобы "Бог принял душу вернейшего рыцаря Бертрана в когорту своих святых". Этими словами майские празднества были завершены, как завершается моралью сказки.

Мармузеты преподали рыцарям урок, но только благодаря Карлу, в котором королевская власть и рыцарство соединились в самой глубине его души. Рыцари никогда бы не склонились перед властью государства, представленного суровыми лицами его чиновников. Но государство обрадовало их, явившись в лице этого короля, который хотел быть одним из них, молодым, благочестивым и галантным, и возглавил их шествие как истинный майский рыцарь.

Глава XIII.

Праздник королевы

(22–27 августа 1389 года)

Париж

На мероприятия, припасы и подарки розданные в последний день празднеств было потрачено 2.877 парижских ливров, что равнялось шестнадцатилетнему жалованью советника Парламента или зарплате за 23.360 дней работы каменщика. Историки резко осудили такие щедрые траты. Парижские буржуа, напротив, с удовольствием пополняли свои книги заказов. После смены власти дела в стране, безусловно, пошли в гору.

И вот в январе 1389 года умирает прево Парижа Одуэн Шоверон. Для мармузетов это была возможность оказать парижанам услугу. Сначала они выбрали нового прево — Жана де Фольвиля, который в молодости был протеже Арнуля д'Одрегема, маршала Франции, кстати под его началом служил и Филипп де Мезьер. Фольвилю было пятьдесят лет. Он был прост и аскетичен, принадлежал к знатному роду из Пикардии и ранее заседал в Парламенте. В общем был человеком закона, и человеком справедливым. Парижане были довольны.

Еще больше они обрадовались другой мере: назначению "опекуна купеческого превотства". После подавления бунта майонетов 1383 года  в Париже не было ни эшевенов, ни купеческого прево, ни ратуши, ни муниципалитета. В январе 1389 года мармузеты решили не восстанавливать должность купеческого прево, а назначить представителя короля, который бы выполнял в прежнем качестве обязанности городского советника. Этот королевский чиновник не обладал тем же объемом полномочий, что и Этьен Марсель. В его обязанности входило только выполнение распоряжений короля по управлению городскими делами. Однако он имел статус бывшего купеческого прево. Жить он должен был Доме с пилястрами (Отель-де-Виль), который когда-то купил для города Этьен Марсель и который теперь принадлежит королю. Горожане должны были смириться с тем, что он займет место их бывшего прево, но при этом он должен будет действовать от имени короля. Роль эта была деликатной. От выбранного человека зависел политический успех акции.

Но у Жана Ле Мерсье был нужный человек: тридцатилетний Жан Жувенель, энергичный юрист Парламента, эрудированный и трудолюбивый. Ле Мерсье обратил внимание на этого молодого человека когда он был еще юношей, и заканчивал юридический факультет в Орлеане, где технократы того времени проходили обучение в школе римского права. Жувенель был сыном торговца тканями из Труа, и по словам его сына, был в некотором родстве с Бюро де Ла Ривьером. Верный методам мармузетов, Жан Ле Мерсье ввел его в команду, женив в 1386 году на своей племяннице Мишель де Витри, принадлежавшей к многочисленной семье парижских буржуа, поступивших на службу к королю и заведовавших его финансами. В следующем году Жувенель укрепил свои парижские связи, выбрав крестным отцом своего первого сына Жана де Флери, последнего купеческого прево.

Жувенель должен был стать человеком не только буржуа, но и мармузетов. Сразу же после вступления в должность он начал жесткое наступление на купцов Руана и жителей побережья Марны, стремясь вернуть парижанам монополию на судоходство по Сене… Парижская торговля должна была пойти в гору.

Праздник дам

Пока же мармузеты дали Парижу то, что ему было нужно: праздник. И что это был за праздник! Величайшее политическое зрелище, которое совместно могли позволить себе король и город: королевский въезд в столицу. Церемония первого торжественного въезда короля в город с недавних пор заняла важное место в пышном церемониале монархии. Карл VI уже въезжал в столицу 11 ноября 1380 года, в первое воскресенье после своей коронации. Но магический эффект был умален возвращением после Роозбека и зловещим шествием короля и его войск с оружием в руках по безмолвным улицам.

В 1389 году правительство хотело стереть это неприятное воспоминание. Король, конечно, не мог снова войти в Париж. Поэтому настала очередь королевы. Правда, парижане ее уже видели. Но Изабелла еще не была коронована. И Парижу предстояло представить новое лицо — Валентину, которая должна была выйти замуж за брата короля. Сразу после свадьбы, королева и герцогиня Туреньская должны были вместе совершить свой "радостный въезд" в столицу, после чего предстояла церемония коронации. В Париже намечался дамский праздник.

Даты совпадали идеально: Валентина прибывала в середине августа, свадьба была назначена на 17-е число, въезд королевы — на