короля рыцарей, — это святой Иаков Алфеев, день которого Церковь празднует 1 мая — в тот самый день, который в то время был рыцарским праздником. Следует добавить, что в те годы ходили слухи о пророчестве, согласно которому молодой король станет освободителем Иерусалима, и что именно явление Святого Иакова стало тому подтверждением… Все это очень символично.

Мармузеты страстно желали изменить государство через законы и идеи, а еще больше сердца его слуг. И если, родившись слишком рано, они в этом не преуспели, то, по крайней мере, создав государственную службу, они заложили фундамент, на котором государство держится до сих пор.

Глава XII.

Майские празднества

(Сен-Дени, май 1389 года)

Завоевание сердец подданных было еще одной целью мармузетов. Государство не может существовать без согласия подданных. Мармузеты и их предшественники прекрасно понимали это еще во времена Карла V, когда, столкнувшись с отступничеством элиты, методично пытались склонить на сторону короля дворянство и интеллигенцию. Но власть имущие и ученые не составляли всей нации: были еще рыцари и городская буржуазия, парижане и Лангедок. И если о них забывали, то восстания в начале царствования жестоко напомнили об их существовании. Если королевская пропаганда, столь активная во времена покойного короля, оставила их равнодушными, то лишь потому, что не нашла у них отклика, что не для всех социальных групп одинаково. Мармузеты  об этом тоже помнили, когда ставили перед собой задачу завоевать сердца подданных.

Деньги буржуазии и золото короля

Буржуазия, ремесленники и торговцы были ценны своим кошельком, точнее, крупными суммами экю, которые они хранили в своих сундуках. Продолжая политику герцога Бургундского, оживившего торговлю одним движением руки, мармузеты в 1389 году приняли ряд эффективных и высоко оцененных населением монетарных мер. Жан Ле Мерсье, не только государственный деятель, но и деловой человек, немного "ослабил" серебряную монету, чтобы высвободить драгоценный металл, необходимый для чеканки су и бланков, которые всегда были в дефиците. Что касается золотых монет, то их пришлось вернуть на королевские монетные дворы в связи с технической реформой, согласно которой каждый монетный двор должен был маркировать выпускаемые им монеты специальным знаком — "монетным клеймом". В результате в монетные дворы потек драгоценный металл, оживилась чеканка и денежное обращение возобновилось. В торговле, испытывавшей острую нехватку кредитных и наличных средств, этого небольшого толчка оказалось достаточно, чтобы оживить бизнес. Причем к полному удовлетворению купечества.

Еще одно проблемой, в равной степени как политической, так и экономической были налоги. Плохо распределенные, плохо воспринимаемые и плохо собираемые, они только приводили население в ярость, не обогащая государство. Но у мармузетов была своя теория и по поводу налогов. И они, во многом опередившие свое время, выглядят в этом отношении странно отсталыми. "Король должен жить на свои" — этот старый принцип взяла на вооружение и команда, вставшая у власти. Король должен довольствоваться доходами от своего домена. Налог это чрезвычайная мера, связанная с исключительными обстоятельствами, например, войной. Завтра или послезавтра он будет отменен. А пока нет необходимости в постоянных налоговых институтах. Противоречие во взглядах мармузетов на этот вопрос очевидно: расходы современного им государства не могли быть обеспечены ресурсами сеньориального характера. Государственные финансы несовместимы с семейным бюджетом. Но общественному мнению все это было безразлично. Ученые теории простым людям не интересны. Ряд справедливых по их мнению мер, вдохновленных ложными принципами, их вполне устраивал.

Поэтому народ был рад жестким мерам и тщательным дознаниям, составлявшим основу великого наступления на коррупцию. На всю финансовую бюрократию, скандально обогатившуюся за счет короля и налогоплательщиков, обрушилась грозная команда дознавателей-реформаторов. Посыпались санкции: для одних — переводы на другие посты, для других — штрафы. Суды заседали без устали, потому что, поскольку правосудие полагалось всем, от нерадивого чиновника до жуликоватого финансиста, то ни один государственный служащий не мог быть уволен без вердикта суда.

Кроме того, принимались энергичные меры для получения больших доходов от королевского домена за счет более эффективного им управления. Наконец, король больше не должен был хранить в Венсенских хранилищах сокровища, вырванные у подданных. Из переплавленного драгоценного металла предполагалось изготовить большого золотого оленя, такого же большого, как изваяние, что находилось во дворце между двумя колоннами. Не откладывая, начали с головы, затем взялись за шею. Но на этом дело встало. Процветание короля и королевства, вовсе, не требовало огромной массы драгоценного металла выведенного из оборота, из которого хотели сделать этого нового золотого тельца. Однако символ был прекрасен: согласие подданных создает государство. Королевский олень, эмблема монархии, мог быть изготовлен только из золота, пожертвованного подданными. Значение этого жеста было скорее политическим, чем финансовым. И он попал прямо в цель. Государственная казна наполнилась. Общественное мнение было удовлетворено. На этот раз демагогия не стоила ничего и даже принесла свои плоды.

Торжество новой политики

Завоевать сердца дворян-рыцарей стоило гораздо дороже. Ведь именно это было поставлено на карту во время майских празднеств в Сен-Дени. Со времен первых франкских королей май был временем, когда свободные воины собирались вокруг своего предводителя. В период феодальной раздробленности бароны и шателены подхватили эту традицию и ежегодно собирали своих вассалов и рыцарей при дворе на светскую майскую литургию. Некоторое возрождение рыцарства в XV веке вернуло эти праздники молодости и силы, любви и радости, проводившиеся в лесах, покрытых молодой листвой. Именно этот праздник теперь олицетворял месяц май на страницах часословов, иллюминированных художниками-миниатюристами для принцев-меценатов того времени.

1 мая 1389 года король и его двор переехали в аббатство Сен-Дени. Начались торжества. Посвящение в рыцари молодых принцев Анжуйских, рыцарский турнир, всевозможные развлечения и, наконец, в четверг 6 мая — заупокойная служба по коннетаблю Бертрану Дю Геклену. Однако в истории эти празднества оставили дурную славу. Один из очевидцев, Монах из Сен-Дени, был в ужасе, увидев в своем монастыре труппу весельчаков и дерзких девиц, каких еще не видели старые стены аббатства и которые, мягко говоря, не слишком строго следовали христианской морали.

Наивные историки XIX века пришли к выводу, что это был всплеск разврата. От этого было совсем недалеко до того, чтобы предположить, что королева Изабелла в эти ночи затеяла интрижку со своим молодым шурином, будущим герцогом Орлеанским, и Мишле с радостью это сделал. Более приземленные его преемники подсчитывали и пересчитывали деньги, потраченные на эти развлечения, утверждая, что лучше бы они пошли на ремонт крепостей, как будто есть лучший оплот для государства, чем согласие народа. И все же именно с этой точки зрения следует рассматривать историю празднеств в Сен-Дени, как радостную, так и скорбную. Именно с этой точки зрения они тщательно подготавливались, а организаторы обращались к воспоминаниям бывалых рыцарей, престарелых принцесс, блюстителей протокола, пыльным архивам, чтобы возродить традиционные рыцарские обряды в сочетании с символикой королевской власти, формами и красками народной культуры. Выбор Сен-Дени определял и программу празднеств. Молодой король должен