на меня посмотрела. — А я не жду. Когда-то по глупости решила, что он человек… которому в жизни нужен другой человек. Но затем мне объяснили моё место. И в жизни, и в этом городе. — Кристина вздохнула. — Я не знаю, почему он захотел ребенка. Юлька ведь не в курсе, что он её отец, чтобы случайно не проболталась в школе или среди подружек. Считает, что он друг семьи. Фамилию он ей свою не дал, отчество тоже. — Кристина вдруг довольно улыбнулась. — Зато кое-какое имущество на мою дочь записал, этого я добилась. Без копейки Юлька не останется. Ваня о ней заботится, полностью её содержит, балует. Вот только…

— Что?

— Он никогда нас никуда из этого города не отпустит. И я прекрасно это знаю. Мечтаю, конечно, я тебе рассказывала, в Питер переехать или в Москву. Увезти туда дочь… Но нас даже в Нижний Новгород отпускают только в сопровождении. Дочь Ваня никогда не отпустит, по крайней мере, пока маленькая, а, значит, и я навсегда здесь останусь. Как привязанная. Содержанка.

— Можно попробовать сбежать, — вырвалось у меня.

Кристина фыркнула.

— Ты далеко убежала? Он же, как паук. Сидит в этом маленьком городке, неприметном, и паутину свою плетет. Ему не нужна столица, там свои законы, там свои акулы, а Юганов — паук. Он все делает неспешно, тихо, оплетает всех паутиной, а потом за ниточки дергает. А мы все пляшем, как и когда ему захочется. — Кристина повернулась ко мне. — Да и куда я побегу? Прятаться всю жизнь? Ребенка своего по чужим углам жить заставлять? Здесь у неё есть всё. А дальше будет ещё больше. Ваня мне обещал, что Юля получит лучшее образование. Поедет учиться за границу. Она же талантливая, скрипкой занимается, языками. — Подруга поневоле заулыбалась. — На самом деле, папина принцесса. А что я смогу ей дать? Съемную квартиру в Москве, пока ночами в каком-нибудь кабаке петь буду?

— Не говори так. Ты очень талантливая.

— Талантливая, — повторила она с горечью. — Только кому нужен мой талант? В мои восемнадцать не расхватали, а сейчас мне тридцать два, Наташ. В этом городе меня считают пропащей, гулящей, на меня показывают пальцем, зато у моего ребенка всё есть. И ради неё я всё стерплю.

— А как же ты? — тихо спросила я.

— Я?

— Вдруг ты… влюбишься, замуж захочешь?

Кристина побарабанила пальцами по кожаному подлокотнику кресла.

— Ты влюбилась и замуж захотела. Очень счастлива?

Ответить мне на это было нечего.

Некоторое время мы сидели и молчали. Огромный холл, громоздкая кожаная мебель, кадки с фикусами, что-то казенное вокруг, полумрак, а мы с Кристиной сидим и молчим. И вроде как нам обеим некуда отсюда убежать. У обеих, если разобраться, в жизни есть всё необходимое. Даже больше есть, все сложилось. А почему-то очень тошно, и хочется сбежать.

— Ты рада? — спросила она меня после минутного молчания и размышления каждой о своей жизни. Посмотрела на меня. — Беременности рада?

— Наверное.

— Наташка… — начала она, а я вдруг испугалась того, о чем она собирается меня спросить. И выпалила:

— Это ребенок Андрея. Я уверена. И давай больше никогда на эту тему не разговаривать.

Кристина кивнула. Взяла меня за руку и крепко сжала мои пальцы.

— Хорошо, — проговорила она. — Давай никогда…

Глава 12

Любовь Григорьевна выглядела крайне озабоченной. Уже некоторое время. Я, конечно, замечала её печальные, будто вынужденные улыбки, и тревогу во взгляде, но всё ещё убеждала себя, что спрашивать ни о чем не должна. В конце концов, у неё есть сын и дочь, и, наверняка, проблемами и тревогами она, как мать, должна делиться с ними, а не со мной. А я кто? Я — невестка. К которой всегда есть какие-то претензии. Вслух мне, конечно, многое не озвучивается, но, в конце концов, мы с Андреем женаты пятый год, и я давно научилась правильно расценивать каждый взгляд свекрови в мою сторону. Любовь Григорьевна всегда была от меня не в восторге. А с тех пор, как родилась Анюта, у неё еще добивалось ко мне претензий. Как у идеальной матери двух замечательных детей к не очень идеальной, и, кажется, главной претензией было то, что я не особо стремлюсь стать идеалом. А ведь я обязана воспитывать их внучку в лучших условиях, в лучших традициях, в определенных семейных устоях и правилах.

Меня уже больше полутора лет бесконечно поучали, наставляли, давали бесчисленное количество советов. Только в последние недели уровень давления снизился, и вот тогда я и задумалась о том, что что-то происходит, заметила нервозность свекрови. А причину не знала. Если честно, даже предположить не могла. Никаких глобальных перемен или неприятностей в семье не стряслось.

— У родителей всё в порядке? — поинтересовалась я у мужа как-то утром.

Андрей глянул на меня удивленно.

— У моих? Кажется, да. А что?

Я плечами пожала.

— Просто спросила. Твоя мама какая-то рассеянная в последнее время. Я подумала, что-то случилось.

Андрей стоял перед зеркалом, застегивал пуговицы на рубашке. Рубашка была белоснежная и накрахмаленная. С некоторых пор мне приходилось тщательно следить за гардеробом мужа, а рубашки и костюмы, которые были куплены в связи с его новой должностью, я носила в химчистку, сама даже стирать не бралась.

— У отца какие-то мелкие неприятности на работе, вот она и волнуется, — ответил Андрей.

— Какие неприятности?

Какие, вообще, могут быть неприятности у главного полицейского города? ГИБДД невзначай остановило? Никаких громких преступлений в нашем захолустье я тоже не припомню, чтобы из-за них получить нагоняй.

— Кажется, отцу намекнули, что ему пора готовиться к выходу на пенсию, — хмыкнул Андрей.

— Ах, это, — протянула я, для себя решив, что для моих свекра и свекрови это, на самом деле, серьезная неприятность.

— Не думай об этом, — отмахнулся муж, причем, отмахнулся он именно от моих расспросов. — Занимайся своими делами.

Я ничего не сказала, только следила за Андреем взглядом, пока он собирался на работу.

Знаете, декретный отпуск — это и, правда, серьёзное испытание для семьи, для брака. Он очень многое вскрывает, выносит на поверхность.