то отдыхать она будет не только в доме родителей Андрея. У неё и другие бабушка и дедушка есть, которые тоже внучку любят и скучают, и при необходимости я буду оставлять дочь у своих родителей.

— А то вдруг Нюта к твоим родителям привыкать начнет, и у нее самооценка, в принципе, не разовьется? — не удержалась я от сарказма.

Андрей недовольно поджал губы.

Наши с мужем взгляды на воспитание никак не совпадали. Чем старше становилась дочка, тем явнее становились наши разные подходы и ожидания. Я наблюдала за дочерью, знала её характер, и старалась действовать в интересах Анюты, а Андрей привычно прислушивался к мнению своей матери, истинно веря, что «мама знает лучше». Из-за этого и ругались. А Любовь Григорьевна словно определила себе миссию, собрать вокруг себя всех детей и внуков, и ни с кем ими не делиться. Дети Ангелины проводили в её доме много времени, особенно, с тех пор, как достаточно подросли, теперь пришла очередь Анюты. А я не готова была отдать своего ребенка под опеку свекрови, как бы той того не хотелось. Я хотела воспитывать дочь сама. Я её для себя рожала, а не для Любови Григорьевны.

— Мама хочет нам только добра! — раз за разом пытался донести до меня свою главную мысль Андрей.

— Верю, — говорила я в ответ, нисколько не сомневаясь, но и не желая такого счастья.

В общем, наша с Андреем семейная жизнь складывалась непросто. Совсем не так, как я себе представляла, даже два года назад, когда у нас с мужем случилась вспышка позитива и надежды, и мы с ним сообща решили, что будем работать над отношениями, и впредь станем жить по-другому. Будем разговаривать друг с другом, проговаривать обиды и разногласия, ставить совместные цели. То есть, как семейные психологи советовали жить в современном мире. Но надолго наших стремлений не хватило, мы с Андреем оба стали меняться под воздействием обстоятельств и возраста, и, как оказалось, мы оба совсем другие люди, не такие, какими шли в ЗАГС несколько лет назад, ослепленные любовью. Что ж, так бывает. Самые счастливые люди, понимая и принимая перемены, разводятся, некоторые даже друзьями при этом остаются. А другим такой привилегии не дано, и они по каким-то причинам продолжают сохранять брак и закрывать глаза на внутреннее недовольство — и собственное, и партнера. Для этого у всех свои причины. Некоторые чувствуют себя в ловушке. Например, я.

Был один момент, когда я предложила Андрею развестись. Момент отчаяния, как мне показалось, закончившегося терпения, невозможности смотреть мужу в глаза, и надежды, что он возьмет и согласится на развод. И тогда всё стало бы куда проще. Я уже представляла, как мы обговариваем моменты общения с ребенком, договариваемся не швырять в спину друг друга злые обвинения, и всё в моей жизни становится куда проще. Я перестаю чувствовать себя пойманной. Но Андрей на развод не согласился.

То есть, он даже не пожелал меня слушать. Посоветовал не впадать в истерику, сосредоточиться на воспитании дочери, а не на послеродовой депрессии, которая, наверняка, у меня присутствует, потому что я веду себя неадекватно, раз несу такую чушь.

— Ты ненормальная, — сказал он мне тогда. — Думаешь, я не знаю, чего ты хочешь? Бросить ребенка на своих родителей и вернуться на работу! Тебе там, как медом намазано!

На тот момент Нюте как раз исполнился год, и о работе я не помышляла. Хотя, в случае развода, наверное, задумалась бы. Но дело было совсем не в этом. Дело было в том, что при взгляде на мужа, я понимала, что мы с ним чужие люди, и мне хотелось освободить нас обоих. Но Андрея, судя по всему, подобные мысли не беспокоили. Не скажу, что он меня любил, подобных слов и речей давно между нами не звучало, но его определенно всё устраивало. Устраивал штамп в паспорте, наличие своего дома и работы, которая давала ему чувство превосходства, рождение ребенка устраивало. После появления Нюты только ленивый Андрею не сказал о том, какой он молодец, настоящий мужик, и свою миссию на этой планете выполнил. Муж горделиво улыбался в ответ. Хотя, ребенком Андрей особо никогда не занимался, необходимости в этом не было, дочка была либо со мной, либо с его мамой, а Андрей, максимум, мог сделать дочке козу, когда появлялся рядом, или несколько минут поносить на руках, давая мне возможность сходить в душ или выпить чаю. Но это в первые месяцы. После того, как дочка подросла и могла сама занять себя теми же игрушками, даже на эти действия муж времени особо не затрачивал. Андрея устраивал сам факт того, что он отец. Что в его жизни, наконец, всё по стандарту. Жена, ребенок, престижная работа. Недавно купленная новая машина солидной марки, на которой он разъезжал по улицам нашего города, поглядывая из окна с высокомерным прищуром.

— Тебе всё это нравится? — спросила я его, между прочим, совсем недавно. Мы возвращались с одного из семейных ужинов в доме его родителей, я выпила лишний бокал вина, и весь вечер наблюдала за родственниками. Наблюдала молча, понимая, что все слова, которые во мне копятся, впечатление на них произведут, но совсем не порадуют. И я молчала. Смотрела, как Любовь Григорьевна кудахчет над любимым сыном, который с оттенком пафоса пересказывал мамочке, какими важными делами был сегодня занят на работе, в компании с Иваном Алексеевичем. Виктор Викторович, кстати, не выглядел таким же воодушевленным, как жена, выслушивая рассказ Андрея, а я в тот день не поняла почему. Обычно он тоже, как кулик, хвалил своё болотце. А в последнее время стал молчалив и задумчив. Только сейчас я понимаю, что свекор в последнее время сильно озабочен возможным смещением с должности. Судя по всему, приказ о смене кадров пришел из самой Москвы, а с ним уже не поспоришь. Вот и пригорюнился Виктор Викторович. В роли скучного пенсионера он себя, судя по всему, плохо представляет.

— Что нравится? — переспросил меня Андрей.

— Вся эта суета, связанная с твоей должностью.

— А какая суета? — вроде как удивился он. — Я не суечусь. Я работаю.

Я фыркнула. Получилось куда презрительнее, чем нужно было. Вообще не нужно было фыркать, как-то реагировать. Нужно было промолчать. Но я не смогла.

— Андрюш, ты всего лишь секретарь Юганова, а ведешь себя так, будто метишь на его кресло. Так он