— Ах ты ж паразит! — возмутилась она. — Цель мы эту оба ставили. И что, скажешь, ты был против большей власти? Твоим потомкам бы вообще все принадлежало.

— Арина Ивановна, разве счастье во власти?

— Сдурел совсем, Костенька? В чем же еще? Сам говорил, что нет на свете ничего её слаще. Да только если ты эту власть направляешь против меня, не будет тебе удачи.

Судя по звуку, Живетьевой пустая болтовня надоела и она вынесла еще одну преграду на своем пути.

— Арина Ивановна, стой, старая дура! — рявкнул император. — Мне же убить тебя придется.

— А и убивай, — огрызнулась она. — Ограбил, унизил, обманул. Теперь и убить можешь несчастную использованную женщину.

— Это еще вопрос кто кого использовал.

— Вестимо, ты меня, — убежденно ответила она. — Я счет потеряла, сколько раз тебе помогала. А ты меня ограбил дважды. Причем каждый раз — особо унизительным способом, показав, что преград для тебя нет, и украв самое для меня ценное.

— Арина Ивановна, не брал я ничего твоего.

— Конечно, Костенька, ты же это уже своим считаешь. Но учти, — прошипела она совсем тихо, — в эту игру можно играть и вдвоем. Я тоже все, что найду в твоей сокровищнице, посчитаю своим.

— Арина Ивановна, твои вазы разве в сокровищнице стояли? Возьми ты что-нибудь из коридора и успокойся. Хочешь — забирай десяток ваз.

Живетьева потеряла дар речи. Не иначе как от щедрости императора.

— Десяток ваз? — наконец зло выдохнула она. — Да за то, что ты у меня спер, княжества будет мало.

— Княжества на уворованное не обмениваю.

— Поэтому верни мне вещи по-хорошему.

Опять звук разлетающегося металла. И быстро прекратившиеся крики охраны. Нужно было не орать: «Стой. Стрелять буду!», а сразу лупить на поражение. Сбрендивший маг — создание опасное и непредсказуемое. Для него что вопль, что выстрел — без разницы, реакция будет одинаковая. Но при использовании огнестрела или магии шанс остановить куда выше, чем просто проорав уставную фразу.

— Так, Арина Ивановна, если ты немедленно не прекращаешь громить дворец, то кроме оплаты ремонта выложишь еще и штраф, — уже с раздражением сказал император. — При всем моем уважении к тебе, как к многолетнему компаньону, я не намерен отвечать за все, что ты там себе выдумала в моем отношении. Ни меня, ни кого-то по моему приказу в твоем доме не было.

— Чтобы пройти в мои покои, посторонний должен был иметь не меньше двадцати кругов, иначе бы его спалило на месте.

«Да? — удивился я. — У меня же нет столько».

«Нет пока, — обнадеживающе сказал Песец. — Двадцать, конечно, будет, но не думаю, что тебя живетьевская защита пропустила авансом. Скорее, Живетьева что-то напутала, а сильных магов там рядом не пробегало».

— Чего молчишь, Костенька? Размышляешь, где спалился?

— Размышляю, кто это мог к тебе влезть. Нет у нас сейчас никого официально с такой силой. Может, ты еще на родственную кровь сделала закладку? Чтобы не убить любопытствующего правнука ненароком.

— Ох ты ж… — протянула совсем другим голосом Живетьева. — И как это мне в голову не пришло? Вещи же пропали только после появления Николая.

— Он многогранный юноша, — подтвердил император. — Получили вы с ним много проблем. Шелагины собрались на него сегодня опять жаловаться, да я слушать не стал.

— И правильно, Костенька. Выставили мальчика как приблудного щенка, да еще и пытаются его грязью поливать. А ответственность? Почему Шелагины не захотели взять на себя никакой ответственности за столько лет выращиваемого ими ребенка? И с формулировкой такой мерзкой выставили.

— Арина Ивановна, согласись, на то были у них веские причины. Я даже удивлен, что фамилии не лишили, хотя имели полное право.

— Вон ты как рассуждаешь… Право имели. А я вот имею право глянуть, что там в твоей сокровищнице. Мне далее пробиваться или добровольно покажешь?

— Покажу, Арина Ивановна. Мне скрывать нечего. Ничего там не изменилось с прошлого раза.

— Ты какой-то сегодня не такой, Костенька, — подозрительно сказала Живетьева. — Странно мягкий и на все согласный.

— Настроение хорошее… Не смотри на меня так. Не потому, что тебя безупречно обокрал. А может, и потому… А-ха-ха, смешная, ты поверила. Пойдем посмотришь, что у меня твоих вещей нет, и успокоишься.

Жаль, что вазы я никак не успеваю доставить и засунуть в сокровищницу. Но кто знал, что они окажутся столь дороги сердцу Живетьевой?

«Нерационально. Император сообразил бы, что в его сокровищницу свободно попадает кто-то еще. Сам он вазы не ставил? Не ставил. Но они там? Там. Значит, тот, кто обворовал Живетьеву, ходит по дворцу как у себя дома. И это точно не Николай».

Тем временем подельники дошли до сокровищницы, и император даже с небольшой ленцой сказал:

— Ну что, убедилась? Нет здесь ничего твоего.

У Живетьевой на этот счет наверняка было другое мнение, но она не стала говорить: «Всё твоё — моим будет», а тяжело вздохнула, судя по звукам, походила по сокровищнице и недовольно буркнула:

— Даже если украл, держишь в другом месте. Неужели всё-таки Коленька? Но один он бы не сориентировался так быстро. И вывозить, опять же… Эрни?

— Ну вот, Арина Ивановна, и нашла ты виновного, — довольно сказал император. — Что касается устроенного тобой разгрома, жду извинения. И счет я тебе выпишу. Никто не имеет права разносить мой дворец. Он мне дорог во всех смыслах.

— Да сколько я там разнесла, — завиляла Живетьева. — Не убила даже никого.

— Сколько бы ни разнесла — заплатишь за всё, — уже жестко сказал император. — И за представление, и за порчу имущества. Был бы кто другой — прибил бы сразу не глядя. Но тебя я уважаю, потому и решил поговорить сначала. Но, Арина Ивановна, это — последнее предупреждение. Если устроишь еще одно такое представление, жалеть не буду.

— Ладно, Костенька, поняла. Сорвалась. А как не сорваться, сам посуди? Проблема за проблемой. Целители вразнос пошли. На наглого Огонькова никакие угрозы не действуют. Возомнил себя богом, всё это плохо отражается на порядке в Гильдии. С Шелагиными мы оплошали со всех сторон: и убрать не удалось, и Эрни с Николаем себя выдали, и участок пришлось отдать. Мой участок, выстраданный потом и кровью, с очень важным источником целительской энергии.