— Глава рода отвечает за всю семью, — напомнил я. — А вы не только глава Рода, но и глава многочисленного и сильного клана, за который тоже несете ответственность.

— Только не говори, что у тебя претензия еще к кому, — нехорошо прищурилась она. — Дарину ты сам при мне простил.

— Пока у меня ни к кому претензий нет, — ответил я. — Если появятся, мы же сможем решить это миром?

— Не знаю, Илюша, — ответила она. — Сможем ли мы вообще что-то решить миром. Вы слишком передо мной виноваты.

— Мы? — удивился я. — Вы ничего не перепутали, Арина Ивановна?

— Я никогда ничего не путаю и не забываю, — отрезала он. — Но этот разговор будет вестись не с тобой, а с князем. Ты уж прости, Илюша, хоть и хороший мальчик, но в наших делах не разбираешься.

Она перестала осматриваться и бодро шкандыбала по подъездной аллее, не обращая внимания на красоты вокруг. Видно, окончательно сочла иллюзией. У двери, которую распахнул перед ней швейцар, она затормозила и провела рукой по дверной створке, пытаясь хотя бы на ощупь понять, иллюзия это или нет. Недовольно помотала головой, как уставшая лошадь, и прошла внутрь, где сбросила пальто на руки подскочившему слуге.

— Как-то подозрительно плотно для иллюзии.

— Пойдемте, Арина Ивановна.

— Куда это?

— В гостиную.

— Ну хоть не в пыточную. А то начинает казаться, что меня здесь не уважают, — проворчала она совершенно непонятную мне претензию. — И совсем не рады видеть.

В гостиной были оба Шелагиных и Беспалова.

— Все в сборе, надо же, — расплылась в улыбке Живетьева. — Как славно. Никого отдельно искать не придется.

— Добрый день, Арина Ивановна, — холодно сказал Шелагин. — Если вы вдруг забыли, нам с Калерией Кирилловной еще на Совет сегодня ехать, так что хотелось бы побыстрее узнать причину, по которой вы сюда приехали.

— Сам-то не догадываешься?

— Ума не приложу, Арина Ивановна. Разве что решили еще в чем повиниться?

— Ну ты и нахал, Павел Тимофеевич. Мне виниться не в чем. А вот вы передо мной виноваты.

— В том, что не захотели идти под нож ради ваших планов? — ехидно спросил Шелагин-младший.

Живетьева недовольно на него глянула и пожевала губами, как будто собираясь с мыслями.

— И это тоже, — неожиданно признала она. — Вы нарушили мои планы, чего я жуть как не люблю. Планы, которые я долгие годы любовно воплощала в жизнь и которые уже были близки к завершению. Кроме того, вы послужили причиной того, что репутация моего внука пострадала, как и репутация моего правнука. Бедный Николенька выброшен на улицу. А ведь он вам сын, Павел Тимофеевич.

— Арина Ивановна, что вы несете? Он сын вашего внука.

— Он считается вашим сыном. А вы ради внука по крови от него отказались. Илюша, распорядись-ка о чашечке чая для бедной бабушки — у меня в горле пересохло.

Если она собиралась тем самым выставить меня из гостиной, то просчиталась. Я вызвал горничную и передал ей просьбу гостьи. Живетьева проводила служанку глазами и вернулась к обвинениям.

— Отобрали и разрушили мой дом. Я дама в возрасте, я привыкла к этому месту, другое мне неудобно. Оно хуже. И источник энергии местный пропал, а у меня на него были планы.

— Арина Ивановна, вы же сами взорвали дом, рассчитывая всех нас похоронить, — не выдержал я, показывая куда большую осведомленность, чем должен был.

— Откуда знаешь? — повернулась она ко мне.

— Вы вот только что подтвердили мое предположение. Не могло здесь ничего взорваться само.

— Неважно. Дом этот придется мне передать.

— Не придется, — отрезал я. — Этот дом — моя собственность. Вы ее не получите.

Она надулась и замолчала.

Дождалась, когда принесли чай, посмотрела, что никто не хочет к ней присоединиться, и едко спросила:

— Никак отравить решили бедную старушку? Чего сами-то не пьете?

— Мы только что позавтракали и собираемся ехать на Совет, — раздраженно сказал Шелагин-старший. — Поэтому хотелось бы побыстрее узнать, что вас сюда привело.

Живетьева отпила чай, поморщилась и сказала:

— Чай, конечно, дерьмо, но считать это отравлением не буду. Хорошо, что вы все вместе, сразу всем выскажу. Итак, голубчики, у меня к вам серьезные претензии, поэтому я хочу получить с вас компенсацию. Во-первых, денежную, сумму мы оговорим особо, во-вторых, вы возвращаете Коленьку в семью, разрываете помолвку Ильи с Таисией и заключаете помолвку Таисии и Николая.

— С чего вдруг вы решили приплести сюда еще и меня? — возмутилась Беспалова.

— А то ты не понимаешь, Лерочка? — злобно прищурилась Живетьева. — Вам, Беспаловым, очень хорошо показали, что бывает, если лезут в мои дела. А теперь, смотрю, ты сына и без матери хочешь оставить, не только без отца. Не с теми людьми связалась. Условия мои ты слышала. Соглашаешься, уезжаешь отсюда сейчас же — и у меня к тебе больше претензий не будет, разберемся без тебя.

Беспалова побледнела еще сильнее, но вытянулась в струнку и высокомерно бросила:

— Я не собираюсь выполнять ваши требования. Более того, я отправлю официальную жалобу императору о недопустимости ваших действий.

— На нет и суда нет, — пожала Живетьева плечами. — Ты свой выбор сделала, хотя я не могу его одобрить. Павел Тимофеевич, вы что скажете?

— Арина Ивановна, вы серьезно? Да вы у нас пожизненно должны просить прощения, а не требовать компенсации за то, что не удалось нас убить. Один недавний выкрутас Николая, которого подговорили его бабушка и дедушка, должен как минимум обойтись вам в еще одно поместье. Жалобу я подам, не думайте, что спущу.

Живетьева отставила чашку и вздохнула. Хоть она и назвала чай дерьмом, но выпила до последней капли. Наверное, это для нее было сродни получению компенсации. Подсчитала, сколько нужно выпить чашек, чтобы стоимость их равнялась стоимости поместья, и теперь не уйдет, пока не выпьет все. После чего заговорила. Громко, четко, вкладывая в слова именно тот смысл, который хотела донести до нас.

— Я подозревала, что вы глупые и жадные. И неспособны оценить то, что я вам предложу. Я хотела хотя бы попробовать, чтобы потом не говорили, что я не пыталась договориться. Для меня важнее обеспечить будущее правнуку, чем удовлетворить свое чувство мести.