«Я хотела бы вернуться или во всяком случае попытаться этосделать, писала она. – Но я не желаю перемалывать старые кости и пережевыватьстарую жвачку. Не уверена, что чего я хочу – начать новую жизнь на старом местевозможно в принципе, но согласна проверить. Поэтому предлагаю: давай некотороевремя просто переписываться. Мы с тобой, и мы с отцом. Я заметила, что вписьмах труднее сердиться и выходить из себя, так что давай побеседуемнекоторое время таким образом, прежде чем встретимся лично».

Беседовали они с полгода, пока в один прекрасный день, вянваре 1973 года, мистер и миссис Чалмерс не подошли к двери в квартиру Полли.Они устроились в отеле Марк Хопкинс, заявили родители, что без нее изСан-Франциско не уедут.

Полли обдумывала происшедшее, пройдя через всю географиючувств: гнев, что они такие самоуверенные, насмешку над тем, каким трудом, спотом, выступившим на лбу, и наивностью при этом, дышала их самоуверенность,панику от того, что вопрос, который она так тщательно обходила даже всобственных мыслях, может встать с жестокой неотвратимостью.

Она пообещала пойти с ними пообедать – не более – аостальные решения могут подождать. Отец сказал, что номер в отеле снял всего наодну ночь.

Тогда тебе придется продлить резервацию, спокойнопосоветовала Полли.

Ей хотелось как можно дольше и обстоятельнее поговорить сними, прежде чем принять окончательное решение – нечто вроде более тщательноготестирования, чем то, которое она проводила в письмах. Но этот вечер оказалсяединственным и последним, когда она видела своего отца живым и большую егочасть она провела в ярости на него.

Старые предметы спора, которые так легко обходились в письмах,возникли вновь еще до того, как были выпиты предобеденные стаканы вина.

Поначалу это были всего лишь вспышки, но по мере того, какотец продолжал пить, вспышки переросли в пожар. Огонь разгорелся после того,как отец сказал, что Полли наверняка получила хороший урок и теперь пора всепоставить на свои места. Миссис Чалмерс прекрасно справилась с работойподдувала, задав своим спокойным доброжелательным тоном один единственныйвопрос: а где ребеночек, Полли? Скажи нам хотя бы это. Ты, наверное, отдала егов Святой Приют?

Полли с этими голосами была очень давно и очень хорошо знакома.Отец демонстрировал желание восстановить контроль над ситуацией. Любой ценой,но восстановить. Мать демонстрировала любовь и заботу единственным способом,который ей был известен – требуя информацию. Оба голоса, такие знакомые,любимые когда-то, разворошили угомонившееся было негодование.

Они ушли из ресторана не доев горячее блюдо, и на следующийдень мистер и миссис Чалмерс отправились назад в Касл Рок одни.

После трехмесячного перерыва переписка постепенновозобновилась. Мать Полли написала первой, извинившись за неудавшийся вечервстречи. Просьбы вернуться в отчий дом не последовало. Это Полли удивило… вкакой-то мере даже обеспокоило. Она почувствовала, что мать готова отказатьсяот попытки вернуть ее. Впечатление казалось необоснованным, надуманным, но темне менее не пропадало.

«Наверное, тебе лучше знать, что хорошо, а что плохо длятебя самой, писала мать. – Для нас с отцом смириться с этим тяжело, посколькуты остаешься в наших сердцах любимой маленькой доченькой. Мне кажется, отец перепугался,увидев тебя такой взрослой и красивой. Поэтому, прошу, не вини за то, как онсебя повел. К тому же он неважно себя чувствовал, снова донимали боли в животе.Врачи говорят, что виной тому желчный пузырь, и если он согласится на операцию,все будет в порядке, но я все равно волнуюсь».

Полли ответила на письмо вполне миролюбиво. Ей было нетрудноэто сделать, так как она стала посещать занятия в бизнес-школе и о возвращениидомой думала неопределенно, постольку-поскольку. А потом, в конце 1975 года,пришла телеграмма. Жестокая в своей краткости: У ТВОЕГО ОТЦА РАК. ОН УМИРАЕТ.ПОЖАЛУЙСТА, ПРИЕЗЖАЙ. МАМА.

Он был еще жив, когда Полли примчалась в больницу вБрайтоне. Голова у нее гудела после перелета, а воспоминания при виде старых,знакомых мест нахлынули неудержимым потоком. С каждым новым поворотом дороги,когда она ехала от аэропорта в Портленде среди высоких холмов и низких горштата Мэн, глаза узнавали, и сердце сжималось. Последний раз я все это виделаеще ребенком, думала Полли.

Ньютон Чалмерс лежал в отдельной палате, без сознания, спластмассовыми трубками в носу и многочисленной аппаратурой, полукругомрасположенной у его кровати. Умер он три дня спустя. Полли собиралась вернутьсяв Калифорнию сразу после похорон – она уже привыкла считать те места своимдомом – но через четыре дня после погребения отца у матери случился обширныйинфаркт.

Полли осталась, ухаживала за матерью три с половиной месяцаи почти каждую ночь видела во сне Норвилля – пожара из закусочной К ВашимУслугам.

Он снился ей всегда в одной и той же позе – с телефоннойтрубкой в правой руке, на тыльной стороне ладони красовалась татуировка: орел сраспростертыми крыльями и надпись: СО ЩИТОМ ИЛИ НА ЩИТЕ. «Полли, это полиция, –говорил он. – Они хотят с тобой говорить».

Мама поправилась и поговаривала о том, чтобы продать дом иперебраться вместе с Полли в Калифорнию (на самом деле она никогда бы этого несделала, но Полли не мешала ей мечтать, она к этому времени стала старше идобрее).

А потом случился второй инфаркт. И вот, хмурым мартовскимднем 1976 года Полли снова оказалась на кладбище Хоумленд. Она стояла рядом стетей Эвелин и смотрела, как опускают в могилу гроб с телом матери, вырытуюрядом с еще свежей могилой отца.

Всю зиму тело отца пролежало в морге Хоумленд, в ожидании,когда оттает кладбищенская земля. По удивительному совпадению, которое неотважился бы придумать и описать ни один романист, тело мужа было предано землеза день до похорон жены. Комья земли еще не были убраны с последнего пристанищаотца, могила казалась неухоженной и голой. Полли переводила взгляд с этойтоскливой могилы на гроб матери. Мама, как будто ждала, чтобы отцовскую могилуприбрали, думала Полли.

Когда короткая служба окончилась, тетя Эвелин отозвала Поллив сторонку. Последняя оставшаяся в живых родственница стояла рядом с катафалкомот фирмы Хей и Пибоди; худая, как палка, женщина, одетая в черное мужскогопокроя пальто, в несуразно веселых красных ботах и с сигаретой ГербертТерейтон, зажатой в углу рта. Пока Полли подходила, она чиркнула спичкой иподнесла огонек к кончику сигареты. Глубоко затянувшись, выпустила облако дымав холодный свежий весенний воздух. Простая камышовая трость (пройдет еще тригода, прежде чем ей подарят, как старейшей жительнице города, дорогую тростьБостон Пост) была зажата у нее между ног.

Теперь, сидя в плетеной качалке, которую тетя, несомненноодобрила бы, Полли думала, что старухе в то время было никак не меньшевосьмидесяти восьми. Восемьдесят восемь, а курила как паровоз. Впрочем, Поллитогда казалось, что тетка нисколько не изменилась с того времени, когда оназнала ее ребенком и постоянно выпрашивала грошовые конфетки, нескончаемый запаскоторых всегда хранился в кармане ее фартука. Многое изменилось в Касл Рок зате годы, что Полли отсутствовала, но только не тетя Эвелин.