Ни в коем случае, настаивал голос, несчастная жизнь и смертьтвоего ребенка не должны стать достоянием пустобрехов города.

Что за глупость, Триша – спрашивала тетя Эвви. Тетя Эвви,которая ушла из жизни достаточно давно, после очередной «двойной накачки» своимлюбимым Гербертом Терейтонсом. Какое имеет значение, если Алан узнает, как насамом деле умер Келтон? Неужели ты думаешь, что кого-то до сих пор волнуетпроблема твоей тайной булочки, выпеченной в духовке? Ах ты, глупая гусыня!

Не тешь себя надеждой, все уже давным-давно думать об этомзабыли. Эта новость не будет стоить лишней чашки кофе в закусочной у Нэн.

Может быть, и так… Но ведь он принадлежал ей, черт вас всехпобери.

В жизни своей и смерти он принадлежал только ей. И она самапринадлежит себе – ни маме, ни папе, только себе. Та испуганная одинокаядевочка, которая каждый вечер стирала в кухне в заржавленной раковине трусики,потому что у нее их всего было три пары, та девочка, у которой вечно на губеили на носу вскакивала лихорадка от простуды, девочка, которая частенько сиделана подоконнике, глядя в небо, а потом опускала горячий лоб в ладони и плакала,та девочка принадлежала только ей. Воспоминания о том, как Келтон насыщался,стиснув мягкими беззубыми деснами сосок маленькой груди, а она в это времячитала дешевое издание романа Д. Мак-Дональда, прислушиваясь к завыванию сиренполицейских машин и карет скорой помощи за окном, эти воспоминания тожепринадлежат ей одной. Слезы, которые она выплакала, молчание, котороесохраняла, длинные туманные дни в забегаловке, где работала, пытаясьускользнуть от итальянских рук и русских пальцев Норвилля Бейтса, смущение истыд, с которым в конце концов установила с ним мир, независимость, за которуютак боролась и которую так трудно было получить и сохранить… все этопринадлежит только ей и не должно достаться городу.

Полли, дело не в том, станет это принадлежать городу илинет, о чем ты сама прекрасно знаешь. Дело в том, что будет принадлежать Алану.

Она отрицательно и упрямо мотала головой, сидя в качалке идаже не осознавая своего жеста. Она считала, что слишком долго и частопросыпалась ночами и оставалась без сна до утра, чтобы поделиться причиной этихмучений без борьбы. Настанет время, и она, безусловно, все Алану расскажет, онадаже удивлена, что так долго этого не делает, но, видимо, время еще не настало.Конечно, нет… тем более, что руки подсказывают – ближайшие несколько дней иночей тебе будет не до чего другого, кроме нас.

Зазвонил телефон. Скорее всего это Алан, вернулся сдежурства и хочет справиться, как она поживает. Полли встала и пошла ктелефону. Аккуратно, двумя руками сняв трубку, она приготовилась сообщить емуто, что, как предполагала, он хочет от нее услышать. Голос тети Эвви пыталсявмешаться, убедить, что ведет она себя глупо, неразумно, по-детски, и что такоеповедение даже чревато опасностью. Но Полли заставила этот голос замолчать,резко и даже грубо.

– Алло? – громко и отчетливо произнесла она. – О, Алан,привет. Как ты? Хорошо.

Она слушала и улыбалась. Если бы она в этот момент взглянулав зеркало, то увидела бы женщину, которая готова закричать… но она не смотрела.

– Прекрасно, Алан. Я чувствую себя замечательно

14

Уже почти настало время отправляться на ипподром. Почти.

– Давай. – шептал Дэнфорт Китон. Пот ручьями стекал у негопо лицу. Давай. Давай.

Он сидел, согнувшись над Выигрышным Билетом. Все смахнул состола, чтобы освободить место, и почти весь день потратил на игру. Начал он сномера газеты Блюграсс Хистори: Сорок лет Дерби в Кентукки. Он проигралдесятков заездов, давая оловянным лошадкам имена так, как его учил мистер Гонт.И оловянные лошадки, названные именами победителей, указанных в газете,приходили первыми. Из раза в раз. Это было поразительно, настолькопоразительно, что только в четыре часа он обнаружил, что весь день с утрапровел за игрой, а предстояло еще опробовать десяток новых имен. участвовавшихв сегодняшних бегах в Люистоне.

Деньги ждали, когда их выиграют.

Последний час, свернутый до размера карточки, выдаваемой наипподроме, слева от Выигрышного Билета лежал свежий номер Дейли Сан. Справалежал листок, вырванный из записной книжки Китона. На листке его широкимразмашистым почерком были уже записаны:

1-й заезд – Базука Джоан 2-й заезд – Филли Дельфия 3-й заезд– Чудо Тэмми 4-й заезд – Я Удивлен 5-й заезд – У Джорджа 6-й заезд – Проказник7-й заезд – Гром Небесный 8-й заезд – Прекрасный Сын 9-й заезд – Тико-Тико Быловсего пять часов вечера, а Китон уже прогонял последний заезд нынешнего дня.Лошадки скрежетали и тряслись в своих пазах. Одна из них, бежавшая по шестойдорожке, перегнала всех остальных и пришла первой.

Китон схватил газету и еще раз внимательно прочитал списоклошадей.

Лицо его сияло, как лик святого на иконе. «Малабар!» –прошептал он и потряс кулаками. Карандаш вонзился в газетную строку, словношвейная игла.

«Малабар! Тридцать к одному! Как минимум! Малабар, Бог тебяхрани!»

Тяжело дыша, он сделал запись на листке. Пять минут спустя ВыигрышныйБилет был убран со стола, сложен в коробку и надежно заперт в шкафу, а самДэнфорт Китон мчался в своем «кадиллаке» по дороге в Люистон.

1

Без четверти десять утра, в воскресенье, Нетти Кобб наделапальто и быстро застегнулась на все пуговицы. На лице ее застыло выражениеугрюмой решимости. Она стояла в кухне. Налетчик сидел рядом и смотрел ей прямов глаза, как будто допытываясь. намерена ли хозяйка, в конце концов, покончитьсо всей этой историей.

«Да, намерена», – ответила на его немой вопрос Нетти.Налетчик одобрительно застучал хвостом по полу – так, мол, я и думал.

«Я приготовила замечательную лазанью для Полли, – сообщилаНетти, – и собираюсь ей немедленно отнести. Абажур заперт в шкафу, запертнадежно, и я больше не стану возвращаться, чтобы проверить, поскольку теперьзнаю это точно. Ненормальная полька не заставит меня сидеть взаперти всобственном доме. Если я встречу ее на улице – покажу, где раки зимуют, как иобещала».

Нетти необходимо было выйти. Она должна была сделать это.Вот уже два дня, как она косу не показывает из дому, и если откладывать дальше,станет все труднее и груднее решиться. Чем дольше она будет сидеть дома сопущенными шторами, тем затруднительное будет их поднять. В голове у нескопошился беспорядочный ворох мыслей.

Итак, она поднялась очень рано сегодня, в пять утра, иприготовила для Полли лазанью такую, как любила сама – с большим количествомшпината и грибов. Правда, грибы были консервированные, поскольку Нетти вчера неотважилась выйти на рынок, но все же она надеялась, что блюдо от этого хуже нестанет. Теперь лазанья стояла на столе в сковородке, покрытая крышкой изфольги.