средневековых взглядов от современных, согласно которым у людей есть соответствующие склонности (хотя и в современном дискурсе можно встретить опасения, что если толерантно относиться к гомосексуальности, больше людей захочет быть гомосексуалами). Медик Жак Деспар, живший в XV веке, также предупреждал, что:

Можно было бы… перечислить несколько видов содомитских совокуплений, которыми злоупотребляют как мужчины, так и женщины… но я счел более благоразумным хранить молчание, чтобы человек, в природе которого легко поддаваться злу и новым соблазнам, не попытался, узнав о них, попробовать их на деле и тем самым запятнать свою честь и свою душу.[223]

Такая позиция отражает не только средневековые взгляды на секс, но и средневековые взгляды на человеческую природу: чем ужаснее грех, тем больше людей склонны впасть в него. Но это также указывает на то, что исповедники верили: содомия может доставлять удовольствие всем, а не только небольшому число людей, пусть даже на практике особенно активно ее практиковали немногие.

Но хотя содомия и может быть привлекательна для всех, а не только для немногих людей с особенной ориентацией, при некоторых обстоятельствах мужчины приобретали нечто очень близкое к тому, что можно было бы назвать сексуальной идентичностью содомита. В Италии позднего Средневековья упоминаются наказания содомитов, включающие в себя поджаривание на вертеле, явно отсылающее к анальной пенетрации: по-видимому, они относились именно к тем мужчинам, которые предпочитают однополый секс. Больше всего информации об однополых отношениях в Средние века до нас дошло из Флоренции. Это связано не только с тем, что по воле случая во Флоренции сохранилось больше документов: Флоренция была тогда известна склонностью своих жителей к содомии, так что слово florentzen («флорентийствовать») в Германии XV века вошло в обиход в значении «совершить гомосексуальный половой акт» (еще один пример того, как связываются содомия и инаковость).

Отчасти мы знаем о положении дел во Флоренции из пылких проповедей Бернардина Сиенского (1380–1444). Бернардин много за что критиковал сексуальное и иное поведение всех флорентийских мужчин и женщин – не одних только мужчин, которые участвовали в содомии. Однако его нападки на содомию были самыми яростными; он считал «грех против природы» худшим из грехов в противоположность, например, Фоме Аквинскому, который считал, что духовные грехи хуже. Бернардин утверждал, что содомия распространилась настолько, что почти переросла в эпидемию. Он описывал, как в содомии участвовали мужчина постарше в роли активного партнера и мальчик-подросток в качестве пассивного. Мальчиков он обвинял в том, что они сами провоцируют мужчин на содомские отношения, когда носят женственную, изящную одежду, а их семьи (главным образом матерей) – в том, что они поощряют содомию, позволяя своим сыновьям наряжаться, чтобы привлечь внимание богатых любовников. Содомиты были убийцами своих собственных детей, поскольку их секс был нерепродуктивным. Этот грех был настолько ужасен, что «от одной мысли ужасный смрад чувствует душа моя». Он превозносил венецианцев за то, что они сжигали содомитов на костре.[224]

В течение XV века во Флоренции и Венеции изменились административные и судебные структуры, занимавшиеся вопросами содомии: они начали подходить к ним более серьезно. В обоих случаях это, по-видимому, было связано не с переменами в практике содомии, но скорее с переменами в нравственном климате. В Венеции существование субкультуры содомитов явно вызывало тревогу, и власти начали преследовать содомистские «кружки» или группы; во Флоренции отношение к содомии изменили проповеди Савонаролы и других реформаторов.

В средневековых еврейской и мусульманской культурах не было подобной моральной паники насчет однополых отношений. Как и христиане, они различали активную и пассивную роль в сексе; виновными в содомии могли счесть обоих партнеров, но мы редко встречаем примеры жестоких репрессий вроде тех, которые иногда проводили христианские власти. В арабской и еврейской любовной поэзии можно встретить обращения к юношам или мальчикам: пусть мы и не знаем, во всех ли случаях это искреннее выражение чувств автора, но это все же указывает на то, что в рамках литературной традиции такая любовь представлялась возможной.

Однополые практики

Во Флоренции вопрос содомии волновал не только Бернардина, хотя, возможно, именно его проповеди разожгли беспокойство других людей по этому поводу. Отчасти оно могло быть связано с тем, что уровень рождаемости тогда был опасно низким. Флорентийские мужчины довольно поздно вступали в брак, и городские власти по крайней мере отчасти винили в этом содомию. В 1403 году они учредили для управления общественной нравственностью Канцелярию Добропорядочности. В постановлении было указано, что его целью было искоренение «порока содомии», но для достижения этой цели власти учредили официальные бордели, чтобы дать мужчинам доступ к проституткам.

Критика содомии могла быть основана на искреннем беспокойстве насчет деторождения только в том случае, если содомиты не занимались сексом также и с женщинами. В отличие от других городов, во Флоренции сохранилось множество найденных Майклом Роке документов, которые позволяют установить, так ли это. В 1432 году во многом в результате проповедей Бернардина город учредил «Канцелярию ночи». Этот орган установил в городе коробки, куда люди могли бросать анонимные обвинения в содомии: обвиненных допрашивали и склоняли к тому, чтобы выдать других. Наказание смягчалось, если мужчина сознавался и называл своих партнеров, и в среднем так поступало около сорока мужчин каждый год – предположительно потому, что им рассказали об обвинениях, или потому, что близилось судебное разбирательство.

Благодаря дошедшим до нас документам из «Канцелярии ночи» мы довольно многое знаем об этих обвинениях. Это не то же самое, что знания о непосредственной практике содомии, и все же в других местах нам доступно намного меньше информации. Согласно материалам «Канцелярии ночи», пассивными партнерами в содомии были преимущественно подростки (опять же, по современным меркам – преимущественно слишком юные мальчики, чтобы дать согласие на половой акт, и, следовательно, по определению жертвы насилия). Возраст пассивных партнеров чаще всего составлял от 12 до 18–20 лет (84 % в возрасте 13–18 лет, 92 % в возрасте 13–20 лет); только 3 % были старше 20 лет. Среди активных партнеров 82,5 % были в возрасте 19 лет и старше. В XIV веке партнеров различали как «человека, совершившего указанное преступление с любым другим человеком» и «человека, который мог по доброй воле претерпеть совершаемое над ним указанное преступление»; в XV веке доносы на партнеров различались грамматически.[225]

Первая из этих закономерностей – что пассивные партнеры были юными – нарушалась гораздо реже, чем вторая – что активные партнеры были зрелыми мужчинами. Для взрослого мужчины считалось особенно позорным оставаться пассивным содомитом. Закоренелый содомит Сальви Пануцци был приговорен к смерти в 1496 году в возрасте 63 лет, но наказание было уменьшено до штрафа и жизни на хлебе и воде, поскольку публичная казнь могла опозорить город, обнаружив тот факт, что старики здесь выбирают