Он примчался тотчас, предупредительно раскрыл над Сергеем зонт.

— Полезай в машину.

— Ты, как тот генерал в штатском, что оберегает в непогоду Президента СССР, — пошутил Сергей. — Кстати, куда мы едем?

— Ко мне, конечно. Правда, я тебя на час-другой оставлю.

— Нет уж, — твердо возразил Вертоусов. — Сначала в гостиницу. Тем более при таком сопровождающем на постой меня быстро определят.

Юрий Васильевич согласился при условии, что Вертоусов, оставив вещи в номере, поедет с ним.

— Погуляешь по атаманскому дворцу. Пока папаня все приготовит, я и освобожусь.

— А мама где?

Калачев неутешно вздохнул.

— Поехала в станицу к родственникам. Сейчас знахарям доверяют больше, чем медицинским светилам.

После оформления, заглянули в номер.

— Как говорится, скромно, но со вкусом, — открыл краны Юрий. — Та-а-к, холодной воды с избытком, горячей того… Ничего, закалишься немного.

По пути в исполком Сергей пропускал мимо ушей веселую болтовню друга.

Как меняются представления с годами! Не он ли считал Новочеркасск, даже когда семья уже переехала в Ростов, большим и разбросанным городом… Какой же он большой, если старую часть можно пересечь пешком в течение часа? А от гостиницы, где когда-то начинался ипподром, до центра на автомобиле не более пяти минут езды.

— Быстро ты меня прокатил, — с сожалением вылез он из машины.

— Кажется, я знаю, чем тебя занять, — лукаво улыбнулся Калачев.

У стола дежурного Юрий посоветовал Сергею подняться этажом выше.

Вертоусов послушался и неожиданно увидел молодых людей в казачьей форме.

Сергей, наслышанный о возрождении казачества и самых противоречивых мнениях на этот счет, заинтересовался.

— У вас собрание?

Губошлепый парень свысока взглянул на Сергея.

— Собрания у коммунистов, а у нас сход.

— Благодарю за науку, а что за сход?

— Казаков станицы Средней.

— Средней… Средней… — соображал Вертоусов, — а какой-то это район?

— Где живете? На Тургенева жили?.. Значит, к нам относитесь.

Сергей сел ближе к дверям, осматривая большой с лепниной зал. Он знал, что совсем недавно второй этаж занимал горком партии, вынужденный уйти в более скромное помещение.

Вертоусов разглядывал погоны соседей, силясь определить, в каком они звании. Спрашивать постеснялся, но и без того было ясно, что преобладает офицерский состав.

Разговор коснулся и предстоящего Поминовения.

Сутулый казак, ответственный за обеспечение порядка, спорил с каким-то «штатским».

— Всё должно пройти так, чтобы народ запомнил: в июне шестьдесят второго под этими окнами последний раз пролилась казачья кровь.

— Не согласен. — Сергей сказал сам себе, но не рассчитал резонанс в зале, и на него оглянулись.

— Не понял? — подошел ближе сутулый. — На его лице выделялась крупная родинка.

— Я имел в виду, — поднялся Вертоусов, — что вы неправильно истолковываете события. Второе июня нельзя назвать антиказачьей акцией. Это, скорее, трагедия общечеловеческая. О казачестве в то время и речи никто не вел.

В зале оживленно загалдели.

— Давайте поспорим. Среди погибших в шестьдесят втором были казаки?

— Не отрицаю, но, наверное, Афганистан унес больше казачьих жизней, кстати, совсем недавно. Где же тогда, следуя вашей логике, последний раз пролилась казачья кровь? И не льется она сейчас еще где?

— Верно, — подал кто-то голос с другого края. — И на Кавказе гибнут, и в Приднестровье.

Сергей Андреевич сел, не желая привлекать к себе внимания.

— А вы откуда будете? — спросил мужчина в штатском.

— Я приехал из Москвы.

— С демократической партии наверное?

— Причем здесь партия. Я в некотором роде свидетель тех событий.

— Прямо возле дворца был? — сменил тон «штатский».

Две молодые женщины выглянули из кабинета напротив сцены.

Сергею стало совсем неловко.

— Не я же один, — тихо промолвил он.

— Извините за беспокойство, но хотелось бы знать, согласны вы с тем, что печатали в газетах?

— Скорее всего, я не всё читал. Но то, что попалось на глаза, крайне слабо. Насчет пах-пах я не спорю, но с описанием жизни тех лет никогда не соглашусь. Тридцать лет назад жизнь была лучше.

— Говоришь — лучше? — отозвался сутулый. — А почему тогда при Сталине и Брежневе народ не возникал, а при Хрущеве как один поднялся?

Сергей Андреевич понемногу распалялся.

— Насчет «как один» вы глубоко заблуждаетесь. А почему при Брежневе и Сталине не выступал, а сопел в тряпочку, и сами можете догадаться.

— Догадаемся, друг залётный, — не унимался сутулый. — Еще доказать надо, был ли ты у атаманского в ту субботу или нет.

— Я ничего доказывать не собираюсь.

— Была команда открыть стрельбу или нет?

— Я стоял в торце здания с восточной стороны и никакой команды не слышал.

— А-а, — сутулый обрадованно простер руки к залу. — Самое безопасное место.

Вертоусов опешил от его наглости.

— Это «безопасное место» исподтишка поливал свинцом автоматчик. И все, кто там находился, подвергались смертельной опасности.

Казаки заволновались.

— Далдонишь одно и то же… Прицепился к человеку…

Сергей Андреевич, коря себя, что затеял спор, потихоньку вышел.

Женщины нагнали его на лестничной площадке. Обе светловолосые, но одна черноокая с ямочками на щеках.

— Извините, — улыбнулась она, — мы из комиссии по изучению новочеркасских событий.

Вертоусов не мог согнать с лица хмурое выражение.

— У нас комиссии на все случаи жизни.

— Можете показать нам, где прятался автоматчик?

— До меня никто не мог этого сделать? — удивился Вертоусов.

— Мы впервые слышим, — робко вставила вторая женщина.

Калачев, поднимаясь снизу, шутливо погрозил.

— Вот и оставь тебя одного. Враз наших казачек закадришь.

— Юрий Васильевич, ваш знакомый оказывается…

— Знаю, знаю, — перебил Калачев.

Сергей Андреевич показал окно, откуда вел убойный огонь автоматчик.

— Теперь нам многое ясно, — с облегчением сказала черноокая. — Мы долго ломали головы, как пули могли достать парикмахершу… Большое спасибо за помощь.

Вертоусов засмущался под ее искренним взглядом.

— Всегда готов, — сморозил он.

Калачев уже в машине подтрунил над ним.

— Тебе, холостому, хорошо быть всегда готовым. Мне-то не разгонишься.

Дверь открыл Василий Афанасьевич, заметно постаревший с того дня, как его последний раз видел Сергей.

— Как твое кухарство, папаня? Не повезло ни ему, ни мне, — пояснил Юрий. — Мать уехала, а моя благоверная на курсы уметелилась.

— Сам же дочь не захотел, — сглотнул слюну Сергей, принюхиваясь к вкусным запахам.

— Мой оболтус, если экзамены в институт не сдаст, осенью в армию загремит.

— Неужто восемнадцать?

— В октябре… Мой руки и за стол, — зажег свет в ванной Юрий.

Василий Афанасьевич к жареной картошке с птицей разложил на тарелке донскую селедку, присыпанную зеленым луком.

— Не изменяет папаня старым традициям, — наполнил рюмки Юрий. — Ну-у, вздрогнем за встречу.

Сергей Андреевич, радуясь отсутствию хозяйки, с аппетитом обсасывал крылышко.

Калачев-старший, большой любитель покушать, жаловался на обстоятельства, из-за которых ему пришлось перебраться к сыну.

— Думал за невестушкой с неделю покохаться, а ее черт ма.