class="stanza">

Несу я ку-рочку,

Французску бу-лочку,

Два кила маслица,

Сто прирожков ов-ов…

— Взять!

Солдаты бросились к глухой стене дома, где сами себя выдали Куцый и Бабошка.

Офицер, всматриваясь в темноту, не обращал внимания на Сергея. И ничто не мешало тому метнуться за ворота общежития, где он знал все ходы-выходы. Но ребята не оставили его одного, и он ни за что не убежит.

— Привет, Серый, — кинулся обниматься Куцый изображая пьяного:

— Я никому не дам —

Пусть кушает Абрам,

Уж больно он хороший,

Мой родной ой-ой…

Его швырнули в кузов последним, где на корточках сидело несколько человек. Однако он успел прокричать, прежде чем машина тронулась:

Убили гады Патриса Лумумбу,

А мистер Хаммершельд лабает румбу

Машина ехала быстро, и солдат, сидящих у борта, подбрасывало.

Мелькнул освещенный памятник Ленину, затемненная трибуна стадиона.

— Куда нас везут? — неведомо кого в темноте спросил Сергей.

— Уже, считай, приехали, — ответил сиплый голос.

Машина притормозила, и высокие металлические ворота захлопнулись за ней.

— Слазь!

Кроме ребят вывели еще четверых мужчин. Одного пошатывало, он все пытался помочиться.

— Веди его куда подальше, а эти со мной, — распорядился хмурый старшина.

В коридоре каменного прохладного здания дежурили сержанты — сверхсрочники.

Сергея охватил необычайный подъем. Их схватили за правое дело. Они не нарушители, а проявили акт неподчинения, бросив вызов насилию.

— Жаль на ужин опоздали, — обнял он за плечи Бабошку.

Тот захохотал, а старшина пожалел, что не имеет права угостить сопляков ремнем.

Переполненная камера встретила ребят веселым оживлением.

— Давай к нам, хлопцы. У нас коллектив тесный, до утра одним колхозом живем.

Куцый, и без гитары верный себе, лихо отбил чечетку:

Ростов, Калуга, Лос-Анжелос

Объединились в один колхоз,

Доярка Марья живет одна,

В защиту мира — дает она

Кто-то захлопал, другие заругались. Ребята устроились на краешек нар, где и без того впритирку сидели шестеро.

— Зачем вы отозвались? — укорил Сергей.

— Не балабонь, — одернул Куцый. — Жалко, что никого не стукнул каменюкой.

— У них автоматы.

— Да чихать, — зевнул Бабошка. — Страшнее того, что ночь не спать, ничего нет. Я лично больной делаюсь. А завтра скока хлопот с похоронами.

Сидящий спиной к ним мужчина обернулся.

— У вас погиб кто?.. И выдали тело?

— Наверное, — отозвался Сергей.

— Запретили выдавать мертвых.

— Ложь, — отмахнулся Сергей. — Не выдают из больницы. А морг по воскресеньям не работает. Я сам в этом убедился.

— Когда ты в морге был?.. Ах утром?.. Утром и мой знакомый там лежал, а вечером, говорят, — нет такого и не было.

Вертоусов, воспитанный на уважении к старшим, не выдержал.

— Гнусная клевета.

Мужчина недоуменно заморгал.

— Так, может, клевета и что людей побили, и что ты, малолетка, сидишь здесь?

— Не путайте божий дар с яичницей.

— Не иначе Фрола Романовича Козлова сегодня слушал? Тот примерно так распинался… Ничего ты еще не понимаешь.

В двери загремел ключ.

— Того сыкуна ведут, — встрепенулся Куцый. — Я тоже попрошусь, пусть докажут.

Но к немалому удивлению ребят порог переступил… Юрка.

— Тю — га, — вскочил Куцый. — Ты откуда взялся?

— Кто такой? — спросили в камере.

— Самый главный блатной в Новочеркасске. Бьет всего два раза: первый удар в челюсть, другой — по крышке гроба.

— Робкий он какой-то.

— А он иногда прикидывается, — Куцый, кривляясь, запрыгал около Юрки:

Я Чарли-Чарли-Чарли,

Сошью я брюки с марли,

Соломенную шляпу,

В кармане финский нож…

— Цыц, — свесилась лохматая голова с верхних нар. — А то я тебя быстро успокою. Подурачился — и хватит.

Калачев был до неузнаваемости напуган.

— Юр, — нормально все, — усадил друга Сергей. — Нас тоже прихватили… Ты, наверное, долго Риту провожал?

— Провожал, — отрешенно подтвердил Юрка.

— А зацапали тебя где?

— Возле суворовского, — заторможенно ответил Юрка.

Сергей был уверен, что Юрка допоздна пробыл с Ритой и, возвращаясь домой, напоролся на патруль.

— Отдыхайте, ребята, — поднялся сосед, — с моим радикулитом лучше постоять.

Куцый сел, прислонившись спиной к Сергею.

— Вы как хочете, а я покемарю.

Юрка, словно сейчас поняв, куда попал, удивленно обвел взглядом камеру.

— Долго нас держать будут?

— Утром выпустят. Комендантский час до пяти.

— Да, да, комендантский час, — рассеянно проговорил Юрка.

Сергей подумал, что на друга или подействовали чары Риты, или до смерти напугал патруль.

— Тебе угрожали?

— Ага… то есть нет. Но была стрельба. Я побежал, и тут они.

— Не переживай. Прижимайся ко мне, а я к тебе.

Куцый с Бабошкой уже посапывали.

Тихо ступал у дверей мужчина. Двое парней играли в карты.

Через час привели еще одного с чемоданом.

Человек сел на него, горестно покачал головой.

— Кабы я знал, цепью бы себя привязал к дому… Сам я из Миллерово. Приехал в Волгодон, потом сюда. А у вас, батюшки мои… Товарищи, правда чи нет, шо мирную демонстрацию расстреляли?

— Брехня, конечно, — отозвался один из игравших в карты.

— Брехня?

— Брехня, — подтвердил второй. — Ты наших казаков побольше слушай, они тебе наговорят.

— А шо было́?

— Ничего не было́.

— А пальба?

— Пацаны с поджигняком баловались… Ну, может кто и пострадал. Так не нарочно же… Вон они сидят, куняют. Такие озорники попались.

— А дозор на улицах зачем? Не понимаю.

Человек еще долго кряхтел, вздыхал, умащиваясь на чемодане. Потом, едва Сергей с Юрием прикорнули, заругались парни, игравшие в карты.

Юрий, уронив голову на колени, заснул, а Сергей уступил кому-то место. Калачев во сне постанывал, дергал головой. Забылся и Сергей, сев на бетонный пол, но командированный, свалившись с чемодана, переполошил всех.

Он выпучил глаза, показывая себе на грудь.

— Плохо ему, — догадался сосед по нарам. — Колоти в дверь.

Прибежал старшина.

— Кажись, сердечник. Куда к черту людей столько, не продохнуть… А ты еще здесь? — обратил он внимание на Сергея. — Вас в первую очередь турнём.

Юрка, очнувшись, попросился в уборную.

— По маленькому или большому?

— По среднему тоже, — к удовольствию камеры сострил Калачев.

Он вернулся не один, с лейтенантом, велевшим ребятам собираться.

Куцый, заполучив обратно гитару, не удержавшись, ударил по струнам:

— Нас утро встречает прохла-а-дой.

— А ну, молчок, — одернул старшина, провожая ребят через кэпэпэ.

— Макаронник херов, — огрызнулся Куцый.

— Эх-х, шпана, — с сожалением протянул старшина.

Куцый стал распекать ребят, что они назвали свои фамилии лейтенанту.

— Кто вас проверит, олухи.

— Захотят, узнают, — ответил Юрка.

Перейдя Московскую, они углубились в знакомые до каждой выбоины улицы.

— Кто куда, а я спать, — первым отделился Бабошка.

— Чем