Распорядительница умиленно улыбнулась.

— Что такое?  — спросила я, и не узнала собственный голос. Спокойный, нежный… так, значит, звучит мой голос?

— Великая матерь благословила тебя, — объяснила мэза, и  повела меня за собой.

Мы спустились по ступенькам, и подошли к  зеркальной стене. Две женщины отразились в нем…

— Безупречная, — повторила благоговейно Распорядительница, и сделала ритуальный жест рукой. Ее двойник в отражении поступил так же. Другой двойник, мой, застыл изваянием – белым и обнаженным…

Неужели это я?..

— Подойди ближе, —  подтолкнула меня вперед мэза, и я сделала несколько шагов к  зеркальной глади, показывающей незнакомку – высокую,  тоненькую, с пышными, волнистыми, падающими на плечи и грудь  волосами, которые не назвать ни темными, ни светлыми…

Я подняла руки и провела пальцами по своим плечам – пальцы ощутили бархатистую мягкость  и гладкость.

— Никаких следов империи не осталось на твоем теле. С течением времени пропадут и душевные шрамы… Смотри на себя, Ирина. Смотри! Ты мэза!

Я продолжала хмуриться, глядя в зеркало, и никак не могла вспомнить, какое же несоответствие меня беспокоит. И вдруг – вспышка-догадка. Я себя вижу! Вижу издалека, во всех подробностях! Вижу лицо, губы, брови!

Порывисто развернувшись, я стала смотреть по сторонам. Другая стена не была зеркальной, и представляла собой обычную белую поверхность; вдалеке, перед поворотом, виднелась колонна, а под ногами были молочно-белые плиты в серых прожилках…

Я  вытянула вперед руку и посмотрела на свои пальцы. Это было предельное расстояние, на котором я хорошо видела прежде… но теперь я четко и ясно вижу  вдаль! Каждую плиточку, каждую щелочку!  Мои губы задрожали.

— Я вижу, — шепнула я, и повернулась снова к Распорядительнице. — Я же была слепа, как крот… а теперь все вижу! Это обман, сон, видение?

— Правда, Ирина. Это правда. Великая матерь тебя благословила.

— Я… это не уйдет, мое зрение? Все так  и останется? Я буду видеть?

— Навсегда, — пообещала мэза,  и снова взяла меня за руку. — Ты долго будешь здоровой и молодой… Таков дар Великой матери тебе.  

— Как это… не помню…  — сбивчиво залепетала я, ощущая восторг из-за того, что зрение восстановлено, а шрамы с тела пропали, и смятение – потому что не помню, как это произошло, и не понимаю как, собственно, в условиях Циты такое можно провернуть.

— Огромная удача, что Великая матерь согласилась принять тебя так скоро, — прервала меня Распорядительница, — время нынче напряженное, близится Церемония, но Матерь исполнила мою просьбу  сразу… Много лет назад я сама была на твоем месте, Ирина, и так же не находила покоя даже в Мэзаве, пока меня не приняла и не благословила Великая матерь… Не плачь, милая. Начался новый день, новая жизнь…

Она нежно стерла слезы с моего лица и  провела пальцем по моему плечу, тому самому, на котором  совсем недавно розовела грубая литера «Д».

— Скажите, — прерывисто попросила я, — что это за благословение, как это все делается? Почему я вижу? Что за технологии?

— Т-с-с-с…. ты мэза, и для тебя началась новая прекрасная жизнь.  

Я нервно провела тыльной стороной ладони по щекам,  стирая слезы, и, шмыгнув носом, посмотрела в лицо  Распорядительницы. Оно словно светилось изнутри, а желтые глаза  (почему, когда я смотрю в эти глаза, у меня сердце замирает?) излучали уверенность и мягкость, которые в сочетании действовали на меня, как успокаивающее.

Но что-то было не так. Какая-то мысль рвалась на поверхность моего сознания, и вертелся на языке вопрос…

— Идем, — приобняв меня за плечи, сказала мэза, — пора идти. Насмотреться на себя и вокруг ты еще успеешь.

— Стойте, —  покачала я головой, и шагнула назад.  — Вы же… бани… носилки… вино… вы мне что-то дали… вы меня отравили!

— Это часть ритуала, Ирина.  В храм Великой матери могут войти только чистые телом. Я не могла привести тебя сюда без обязательного ритуала. Я не травила тебя, я лишь ввела тебя в целительный сон. Матерь исцеляет во сне.

— А до этого… что-то тоже было… что-то вы мне дали…

— Просто вино.

— Но я ведь…

Мэза приложила палец к моим губам, вынуждая замолчать, затем склонилась ко мне и, глядя в глаза, проговорила чарующе-хрипловатым голосом:

— Ты в Мэзаве. Никто здесь не обидит тебя. Ты в безопасности. Ты благословлена Великой матерью. Ты мэза.

— Мэза…

— Прошлое не имеет значения, плохое ушло,  — продолжала говорить Распорядительница.  — Не будет больше ни боли, ни страданий, и искать тебе нечего. Мэзава – твой дом, она даст тебе все, а  ты взамен дашь Мэзаве дочерей… я знаю, я чувствую…  тебя избрали боги,  как и меня, я поняла это сразу. Все повторяется. Я ждала знамения, и дождалась. Ты веришь мне?

— Да, — зачарованно вымолвила. Почему-то ей хотелось верить, и любая мысль о сопротивлении и противоречии казалась абсурдной.

— Ты ощущаешь благодать? Чувствуешь, как  она заполняет твое тело?

Я хотела покачать головой, но тут  и впрямь почувствовала что-то особенное, чего никогда прежде не чувствовала. Закрыв глаза, я прислушалась к себе. Мне чего-то хотелось, куда-то хотелось, к кому-то… Я беспокойно качнула головой.

С одной стороны,  я верила Распорядительнице, верила абсолютно, с другой стороны,  что-то было не так, и я ощущала это так же ясно, как и прохладу плит босыми ногами.

Я нахмурилась, и  мэза снова мягко повела меня к выходу. Открыв глаза, я смотрела по сторонам и пыталась понять, что же меня смущает, что не так, и почему то, что со мной произошло – и происходит – так чуднО и чУдно.

Как только мы прошли через двери,  оказались на верху  широкой лестницы.  Внизу  я увидела  множество людей в белых с золотом  одеждах, с украшениями, которые сияли на солнце; солнечные лучи лились сверху.

Сколько же людей! Почему  все они смотрят на  нас, на меня? Ах да, я же стою перед ними голая… но почему мне кажется, что  причина все-таки не в этом?

— Мэза Ирина! — объявила громко Распорядительница,  и вся эта толпа начала повторять мое имя:

— Ирина! Ирина! Ирина!

Женщина протянула мне руку и, сжав уверенно, повела вниз по лестнице. Я шла медленно, оглушенная  голосами, произносящими мое имя,  не испытывая ни смущения, ни паники… Другое чувство, неопределенное и требовательное, похожее на голод и истому одновременно, брало надо мной верх.

— Ирина! Ирина! Ирина!

Когда мы спустились, крики смолкли, и из толпы выделились семеро мужчин в  белом.  Они присели в ряд перед нами с распорядительницей и опустили головы; у каждого  в руках было белое полотно. Я вопросительно взглянула на Распорядительницу.