Сейчас я стою перед Политехническим. Вокруг зеленые листья сквера, который видел еще Маяковского, когда тот своей размашистой походкой приходил сюда читать свои стихи. Ведь точно, проходил же именно здесь? Мы с мамой стоим сейчас перед самим входом в Политехнический! Тот самый, где Хуциев снимал свою «Заставу Ильича» по сценарию моего любимого Шпаликова. Сегодня здесь – в Политехническом! – концерт. Читает Евгений Евтушенко! Все почти так же, как в том фильме Хуциева! И это можно увидеть сегодня!..

Но у нас с мамой нет билетов. И где взять их – непонятно. Купить их не получится. Их распродали полгода назад. И желающих добыть их втридорога вокруг – несколько сотен. Да мы и не можем с мамой позволить себе «втридорога». Но попасть на этот концерт обязательно нужно. Очень! Я не могу сейчас объяснить, почему. Просто – нужно. Ты же не можешь вразумительно ответить, почему должна реализоваться твоя самая заветная мечта. А сейчас – это моя мечта.

Кто-то в толпе неожиданно делает сейчас рацпредложение: через соседний подъезд Политехнического есть выход на крышу. Оттуда – через черный ход в большой зал лектория. Звучит фантастически. Какой нормальный человек может всерьез это воспринимать? Оказывается, может!

Моя мама вдруг говорит: «А что, давай попробуем!» Я смотрю сейчас на нее и не верю – неужели она готова лезть сейчас на крышу лишь для того, чтобы попасть на этот концерт? Она еще раз повторяет свое предложение. Сейчас я очень счастлив, когда смотрю на нее, и понимаю, что у меня офигительная, очень молодая по духу и авантюристичная мама, которая готова ради меня на покорения любых крыш!..

Проходит пять минут, и нам каким-то чудом достаются билеты на этот концерт. Мы проходим в зал. Большой зал, в котором выступал Маяковский и в котором тот же Евтушенко снимался в фильме Хуциева. И я смотрю сейчас на этого громогласного человека в желтой рубахе, и я сейчас счастлив, поскольку я точно знаю, что он читает свои стихи только для меня и для моей мамы, которая всегда готова ради меня полезть на крышу…

Мы выходим с концерта, и я вдруг сочиняю стихи про увиденное:

И я мысленно посвящаю эти школьные рифмованные строчки маме…

На моем компьютере есть документ, куда я записываю свои моменты счастья. Он так и называется: «Моменты». Я стала делать это еще до того, как узнала о вашей идее и впервые услышала эфир, где вы и все мы, слушатели, делились своими крохотками (помните, у Солженицына) – крохотками счастья. И меня очень согревает мысль о том, что нам с вами приходят в голову схожие идеи, такой космический разум.

Итак, мое мгновение.

Кажется, 1994 год, мне четыре года, и мама укладывает меня спать. Но спать мне совсем не хочется, и я прошу ее, чтобы она мне спела. Мама удивляется: я никогда не просила ее об этом. После недолгих раздумий она начинает тихонько напевать строчки: «Милая моя, солнышко лесное! Где, в каких краях встретимся с тобою?..» И мне так хорошо, спокойно и уютно… С этого момента, кажется, я и помню себя.

Сегодня приблизительно 28 марта 2015 года, и я, пьяный и мятый, вожу свою Дашку по Индонезии. Мы на Бали, справляем ее двадцатый день рождения. Мы так долго готовились, что теперь даже кажется, это сон. В самом деле, люди, и храмы, и волны, и миражи – все как будто с другой планеты. В голове я уже тысячу раз рисовал себе рисовые поля и закаты на Улувату. Все так похоже на рай, что мне приходится крепче сжимать Дашину руку, чтобы напомнить себе – что я хоть и везучий, но человек.

А сегодня сентябрь 1999 года, это значит, что папа уже больше года работает там – в Москве, а мы с мамой еще в Одессе, ждем переезда и едем поездом (тысяча и одна сумка еды). По прибытии я не чувствую никакой особенной разницы, всюду русские, среди родительских – всюду наши. Первые пару месяцев я даже путаюсь в городах, не придав никакого значения отсутствию моря, чаек и бабушкиного ресторана по ту сторону улицы.

Ближайшие пятнадцать лет я курсирую между Москвой и Одессой, но, как я уже сказал, сегодня 28 марта 2015, и тут, на Бали, в самом райском из уголков, я думаю только об одном – Дашку в охапку и к самому Черному морю, чтобы ей обо всем рассказать, и как можно скорей, без Индонезии, без Испании, без Москвы, нам позарез нужно в Одессу, а мне домой. Это такое счастье – возвращаться домой, даже когда живешь вдалеке от дома.

Погода не предвещала ничего хорошего, захотелось чего-нибудь интересного и в тепле. Отправилась я на фотобиен-нале в Манеж, порадовалась зарубежным фотографиям, узнаваемому Парижу, Лондону, пронизанной солнечным светом Москве 60-х и 70-х, лицам людей, сияющим, несмотря ни на что, вгляделась с некоторым ужасом на конец 80-х годов: безобразные тетки, очереди, усталость, разваливающиеся дома, убогие телефонные будки, одежда масс… Правда, отлично выметенные дворы и чистые улицы… И подумалось мне, глядя на нынешнее убожество: может, и моей дочери этот кошмар будет казаться раем, как мне Москва конца 80-х? Во всяком случае, я очень стараюсь так же, как раньше мои родители… Вышла и решила пройтись по городу, напоминающему нелепый огромный макет, в котором ты должен чувствовать «как у себя дома» и жить по чужому сценарию «счастья»… удручающе… но на секунду от плохо мощенных пешеходных зон, украшенных клумбами-могилками, домов с пластмассовыми окнами, вообще от всего Камергерского переулка, наполненного ширпотребовскими кафе, вдруг неожиданно повеяло настоящей московской весной, талой (без соли и пыли) водой от выпавшего только что снега… И пусть ненадолго, но стало хорошо, пусть на минуту в год, но этот город все еще мой! Это счастье!!!

Дело было недавно, зашел я на кухню и увидел на стуле необычную инсталляцию: дочка двух с половиной лет выстроила свои мелкие игрушки в круг на стуле, рядом стояли кошка с собакой, дракон с принцессой, Винни-Пух с белкой. Я был поражен – в этом хороводе я увидел и «Танец» Матисса, и игры наших предков. Божки разных времен и народов превратились в детские игрушки и уживались мирно в одном кругу, исполняя вместе танец вокруг какой-то «Чаши Грааля», которой служила крышка от сахарницы. Я спросил ее, что это она хотела показать.

Хоровод в отеле на Родосе.

Она помнит, как год назад мы отдыхали на Родосе и видели там греческий танец! Значит, это глубинная память, этот древний образ хоровода сопровождает нас с детства всю жизнь. И стал первым образом, который по-своему создала самостоятельно моя дочь из подручных средств. Осознав это, я и испытал счастье.