К сожалению, в архивах КВУ не сохранилось систематических данных о численности работников из бывших заключенных. Но все-таки можно составить общее впечатление о количественном масштабе этого феномена. По данным архивов компании, 2823 из 13 268 заключенных, освобожденных в 1954 году, остались в Воркуте. Все они, кроме 312 человек, все еще пребывали на своих рабочих местах на 1 января 1955 года834. В 1958 году КВУ непосредственно нанял 3161 человека после освобождения из Воркутлага835. В эти цифры не входят многие люди, вернувшиеся в город после того, как попытали счастья в других местах. Но все равно ясно, что на протяжении пятидесятых годов много тысяч бывших заключенных решили остаться в Воркуте. Даже в 1960 году, когда Воркутлаг значительно сократился в размере, КВУ непосредственно нанял 652 бывших заключенных836. Когда заключенные решали, где им поселиться после освобождения, важными факторами в пользу Воркуты была готовность производственников нанимать опытных бывших заключенных, а также наличие потенциально полезных социальных связей. Благодаря сочетанию этих факторов Воркута и другие бывшие гулаговские сообщества как магнитом притягивали немалую долю из миллионов бывших заключенных в эпоху Хрущева.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: БЫВШИЕ УЗНИКИ И МОНОГОРОД

В 1957 году Юрий П. уехал со своей родной Украины в Воркуту. Как и многие другие люди, поселившиеся в ней, он недавно освободился из ГУЛАГа. Но его история была особенной: хотя Юрий отсидел шесть лет в советских тюрьмах и лагерях, он никогда не был поблизости от Воркутлага. После освобождения из лагеря в Куйбышеве в 1956 году он вернулся в свой родной городок на Западной Украине. Юрий П. нашел работу на сахарном заводе, но жить в родных местах оказалось тяжело из‑за КГБ. Комитетчики потребовали, чтобы он регулярно информировал их об одном местном жителе, эмигрировавшем из США, и, когда Юрий отказался, стали его притеснять. В 1957 году школьный друг Юрия, бывший заключенный, живший тогда в Воркуте, приехал к нему летом в отпуск и предложил решение: «Он говорит, знаешь что, приезжай ко мне в Воркуту, там все такие, как ты и как я, и никто за тобой следить не будет»837. Юрий П. приехал в Воркуту, а вскоре к нему приехали жена и дочь. С 1957 по 1959 год он работал на шахте № 2, а с 1959 до выхода на пенсию в 1983 году – на шахте № 40 (ныне Воркутинская). Его родной город на Украине отверг его, а Воркута приняла как гражданина.

История этого человека, как и многих других бывших узников, перекликается с официально утвержденной легендой о Воркуте как месте, где бывшие заключенные могут успешно реинтегрироваться в советское общество. Возможно, самый красноречивый пример этой истории рассказала газета «Заполярье» от 7 декабря 1960 года в статье под заголовком «Дорога в большую жизнь». Эта статья на три газетных полосы из четырех была посвящена биографии Виктора Бабкина, бывшего заключенного, жившего в Воркуте. Подростком его арестовали в Московской области за кражу и приговорили в конце сороковых годов к пятнадцати годам лишения свободы, но комиссия освободила его досрочно. После освобождения он так описал свою новую жизнь шахтера: «На шахте Виктора приняли просто. Никто не спрашивал о прошлом, в бригаде считали равным и уважали за старательность». К 1959 году Виктора выбрали бригадиром, он вступил в комсомол и был выдвинут кандидатом в члены КПСС. Его бригада получила почетную награду – звание «бригады коммунистического труда». Он рассуждал о своей новой жизни так: «Виктор долго думал об этом, о своих товарищах, настоящих друзьях, с которыми решил жить по принципу „один за всех и все за одного“. Какие широкие горизонты открывала перед ним эта жизнь – большая жизнь, устремленная в будущее!»838

Как я показал, большинству бывших заключенных в Воркуте было сложнее начать жизнь «снаружи», чем может показаться по биографиям Юрия П. и Виктора Бабкина. Бывшие заключенные, пытаясь обустроить новую жизнь после освобождения, сталкивались с серьезными препонами: предубеждением, слежкой и дискриминацией на работе. Бывшим заключенным приходилось преодолевать эти преграды во всем Советском Союзе. Но все-таки даже в легенде о Бабкине есть немалая доля правды, потому что Воркута, превращаясь из гулаговского города в моногород, создавала для бывших заключенных возможности, вряд ли существовавшие там, откуда они прибыли. Посреди социальных, экономических и политических перипетий производственники активно держались за бывших заключенных как за надежную опору, гарантирующую выполнение производственных планов. Бывших заключенных нанимали на многие должности, не задавая вопросов об их прошлом. Подобная кадровая политика была важным фактором, влиявшим на индивидуальное решение каждого бывшего заключенного, остаться ли ему в городе. Не менее важным было знакомство с городом и его жителями. Во время лишения свободы заключенные устанавливали личные связи, которые оказывались полезными и «за пределами зоны».

В Воркуте все напоминало бывшим заключенным о лагерях. Многие жили или работали в сохранившихся постройках инфраструктуры Воркутлага и Речлага либо регулярно видели их. Общение с бывшими лагерными служащими, даже через десять лет после освобождения, могло вызвать болезненные воспоминания о лишении свободы, как у Галины С., когда ее муж пригласил в гости бывшего начальника лагеря распить бутылку водки839. Павел Негретов, озлобленный постоянной дискриминацией в его отношении, написал две работы, опубликованные за границей в семидесятых и восьмидесятых годах: статью о гулаговских корнях Воркуты и мемуары о своей жизни в лагере и городе840. Нэнси Адлер в работе о выживших в ГУЛАГе городских интеллигентах пришла к выводу: «Последствия их пребывания в лагере, а затем в статусе бывших заключенных мешали всем попыткам реадаптации и реассимиляции»841. Но в Воркуте эти препятствия не уничтожали возможность реадаптации и реассимиляции. Многие бывшие заключенные стали гордиться своим городом и своим вкладом в его строительство. В личных рассказах таких заключенных, как Леонид Маркизов и Юрий П., именно эта гордость служит главной темой их постгулаговских биографий, а не препоны, с которыми они сталкивались как бывшие заключенные. Даже Негретов с гордостью писал о некоторых городских учреждениях, особенно о местной газете, где он часто публиковался в течение десятилетий после освобождения842. Такая тематика свидетельствует о том, что бывшие заключенные вполне могли реинтегрироваться в советское общество, по крайней мере в бывших гулаговских городах типа Воркуты.

Бывшие заключенные вместе с завербованными работниками, приезжавшими в город со всего Советского Союза, становились гражданами нового моногорода. Некоторые воссоединялись со своими семьями из других частей Советского Союза, другие обзаводились новыми.