Поэтому подавляющему большинству бывших заключенных для реабилитации приходилось писать письма, апелляции и ходатайства в центральные государственные органы792. Некоторые, например Леонид Маркизов, получали реабилитацию в течение нескольких лет после освобождения в результате успешной апелляции793. Другие, как Александр Клейн, ждали больше десяти лет794. Остальные, такие как Юрий П., Галина С. и Павел Негретов, были реабилитированы только в девяностых годах795. Исход дела зависел не только от конкретных обстоятельств каждого лица, подававшего апелляцию. На него влияли и другие факторы. Как указала Мириам Добсон, процесс вынесения решений по апелляциям сильно зависел от человеческого фактора и потому исход в значительной степени определялся личностью чиновника, принимавшего решение по апелляции796. Кроме того, судебный аппарат с трудом справлялся с потоком запросов о пересмотре уголовных дел. К концу хрущевской эпохи, по оценкам, Министерство юстиции успело рассмотреть лишь около трети дел лиц, осужденных за «контрреволюционные преступления» с двадцатых годов до смерти Сталина. Наконец, на перспективы апелляций о реабилитации значительно влияла общая политическая ситуация в Советском Союзе. При Леониде Брежневе процесс реабилитации физических лиц и групп не прекратился, но его темп значительно замедлился797.

Из всех правовых ограничений, с которыми сталкивались многие заключенные, несомненно, тяжелее всех были паспортные. Согласно историку Марку Эли, около половины заключенных, освобожденных из ГУЛАГа в эпоху Хрущева, получили неполноценные паспорта798. Для заключенных из Москвы, Ленинграда и других крупных городов получение неполноценного паспорта означало невозможность вернуться домой. Так было с Галиной С., которая долго жила в Москве, а в 1952 году была арестована и отправлена отбывать наказание в Воркуту. Когда Галину освободили, начальник «специальной части» лагерного отделения выдал ей справку об освобождении и паспорт (с ограничениями). Начальник спросил ее, как полагалось, куда она собирается ехать. Она ответила: «В Москву», на что чиновник ответил: «Вас там не пропишут». Но дочь Галины жила в Москве, и она была твердо намерена туда ехать. Прожив почти месяц в столице, Галина поняла, что начальник был прав: ее не могли прописать, несмотря на то что ее дочь и сестра были москвичками. Без полной реабилитации у Галины практически не было шансов в Москве. «Куда еще я могла поехать, кроме Воркуты?» – сказала она мне799. Но большинство заключенных воркутинских лагерей происходили не из больших городов, поэтому паспортные ограничения сдерживали их мобильность, но не мешали вернуться домой после освобождения.

Тысячам бывших заключенных также пришлось пройти через процесс международной репатриации. Среди заключенных Воркутлага и Речлага доля лиц нерусской национальности была выше среднего, и также там содержались тысячи узников, заявлявших о гражданстве другого государства. Например, в начале 1953 года в этих лагерях содержалось 2626 иностранных граждан, большинство которых прибыли из Германии, Польши и Венгрии800. Для них освобождение было только первым шагом к получению разрешения вернуться на родину. Некоторые заключенные иностранцы вернулись домой сразу после освобождения, такие как Йозеф Шолмер, освобожденный из Воркуты в декабре 1953 года и вернувшийся в Восточную Германию в начале 1954 года801. Но многим после освобождения из лагеря пришлось пройти долгий процесс получения разрешения на репатриацию. Например, к 1955 году десятки бывших заключенных-поляков запрашивали разрешения на репатриацию в Польшу. Такой процесс требовал согласования не только с МВД, но и с Министерством иностранных дел. Поэтому прошения из Воркуты могли долго блуждать по московским учреждениям802. Но репатриация вскоре начала набирать обороты, и в декабре 1955 года с воркутинского вокзала отправился целый эшелон заключенных поляков803. В отличие от советских граждан нерусской национальности, многие из которых остались в Воркуте на десятки лет, к концу пятидесятых годов в городе вряд ли осталось хоть сколько-нибудь иностранных граждан.

ДИСКРИМИНАЦИЯ НА РАБОТЕ

Другим серьезным затруднением для многих бывших заключенных в Воркуте являлась дискриминация на рабочих местах. Бывшие заключенные часто становились жертвами государственной политики, нацеленной на их снятие с важных должностей в разнообразных сферах деятельности. Объектом официальной дискриминации в конце пятидесятых и начале шестидесятых годов были инженерно-технические работники (ИТР). Эти производственники, инженеры и техники были специалистами, от которых зависело правильное и эффективное функционирование шахт. Из-за важной роли ИТР местные, республиканские и центральные партийные органы были озабочены их квалификацией и политической благонадежностью. Поэтому отдел кадров КВУ собирал больше данных о специалистах, чем о простых рабочих. В пятидесятых и шестидесятых годах эти данные широко использовались для дискриминации специалистов, которые в прошлом были заключенными или ссыльными. Эта дискриминация была в некоторой степени систематической, но не подчинялась никаким простым формулам. Не существовало неизбирательной политики, запрещавшей нанимать бывших заключенных на должности ИТР. Но решения не были и случайными. Они колебались в соответствии с линией партии, а та проводилась, как и многое в Советском Союзе, в «кампанейском» стиле804.

Формальная дискриминация бывших заключенных обсуждалась на партийных собраниях под рубрикой «подбор, расстановка и воспитание кадров». Кампании по чистке рядов специалистов от бывших заключенных проводились в 1950–1951, 1954–1955, 1959 и 1966 годах, обычно после обсуждений на уровне центральных и республиканских партийных органов805. Хорошим примером служит чистка 1959 года, потому что она хорошо документирована. Кампания в Воркуте началась на пленуме горкома 21 марта 1959 года с выступления второго секретаря горкома Ивана Воробьева и проходила в соответствии с решениями XXI съезда КПСС. Логика, лежавшая в основе чистки, объяснялась так: «Товарищи! Коммунистическая партия учит, что для наиболее объективной оценки работника надо прежде всего знать его политические и деловые качества. <…> Многие наши руководители при выдвижении на руководящий пост забывают эти ленинские указания и зачастую руководствуются одним из этих признаков, либо за основу берут деловые качества, забывая про политические, или наоборот». Иными словами, чтобы специалист стал кандидатом на важный пост, он должен был сочетать в себе и профессиональные навыки, и политическую благонадежность806.

В доказательство своих слов Воробьев указал на то, что 712 из 2405 должностей ИТР в КВУ занимают люди, «бывшие судимыми за тяжкое преступление перед Родиной». И напротив, лишь 163 члена партии и 456 комсомольцев занимали должности ИТР. С точки зрения «деловых качеств» ИТР в КВУ тоже оставляли желать лучшего: более половины из них были «практиками», то есть людьми без формального образования. Воробьев продолжал свою речь: становится все очевиднее, что отсутствие надлежащих политических и деловых качеств идут рука об руку. Воробьев привел в пример тот