некоторых случаях бывшие заключенные были просто слишком ценными кадрами, чтобы уволить их или понизить в должности. Хотя у многих не имелось формального образования, они зачастую были опытнее молодых, формально обученных специалистов, присылаемых в Воркуту. В атмосфере общего дефицита рабочей силы и высокой текучести кадров было бы глупо увольнять старожилов и надежных специалистов в пользу новичков, которые могли и не задержаться в Воркуте. Заработок практически всех, кто работал в шахте, от директора до забойщиков, зависел от выполнения плана добычи. Его нельзя было выполнить без труда бывших заключенных. Горкому легко было ввести политику формальной дискриминации, но те же самые функционеры требовали от шахт и выполнения плана. В конечном счете наймом занимались индивидуально конкретные производственники, и им приходилось балансировать между подчинением партийным кампаниям и выполнением плана. Высшее руководство КВУ со своей стороны, похоже, никогда особо не стремилось осуществлять политику дискриминации. В разгар кампании 1959 года даже начальница отдела кадров КВУ К. Пластинина, сама старожилка Воркуты, признавала, что бывшие заключенные по-прежнему занимают должности ИТР и что их по-прежнему нанимают, чтобы заполнить вакансии. Бывшие заключенные, «зарекомендовавшие по работе себя положительно», зачастую не подвергались чисткам817.

Директора шахт и люди, ответственные за кадры, применяли разные приемы для минимизации потенциально негативного влияния чисток персонала на их предприятия. Одна из стратегий состояла в том, чтобы назначить специалиста из бывших заключенных на сравнительно низкую должность, но сделать его «исполняющим обязанности» более высокопоставленного сотрудника. Это был один из способов создать видимость, будто предприятие мало нанимает бывших заключенных на должности специалистов. Другая стратегия состояла в понижении специалиста в соответствии с партийными указаниями, а потом в его повышении задним числом. Михаил Т., молодой специалист, приехавший в Воркуту из Новочеркасска в 1962 году, рассказал, как подобная практика применялась в отношении одного бывшего заключенного, который некогда занимал видную гражданскую должность в оккупационной администрации Харькова. Этот бывший заключенный был неприемлемым кандидатом на важную должность на шахте, потому что считался политически неблагонадежным. Но он был исключительно компетентным производственником и потому работал заместителем директора, ответственным за снабжение шахты № 27. Михаил Т. объясняет:

Приходит команда убрать его. Его снимают с этой должности, и он начинает работать мастером на лесоскладе. Проходит какое-то время, и шахта начинает задыхаться без леса. <…> Лесосклад работает в три смены, а в шахте леса не хватает. Его правдами и неправдами восстанавливал замдиректора шахты по хозвопросам. Проходит какое-то время, в шахте появляется лес. Проходит какое-то время, и он уходит с предложением, что лесоскладу не надо работать в три смены, хватит две. Делал две смены, в шахте лес есть. Проходит какое-то время, он говорит две не надо, хватит одной смены. Работает лесосклад в одну смену, в шахте лес есть. Партийные органы снова говорят «его надо убрать, что такое замдиректора шахты с такой анкетой?». Его снимают, лесосклад начинает работать в две смены, потом в три смены, а леса в шахте не хватает818.

Пропуская бывших заключенных через циклы понижений и повышений, производственники лавировали между Сциллой наказаний за неподчинение партийным директивам и Харибдой штрафов за невыполнение плана.

ПОЧЕМУ ВОРКУТА?

В предыдущих двух главах рассматривались некоторые препоны, с которыми бывшие заключенные сталкивались в Воркуте после освобождения. Как я уже указал, из‑за особенностей жизни в Воркуте эти препоны могли играть для них меньшую роль, чем в других городах. Но такое множество бывших заключенных оставались в Воркуте не только по негативным причинам – не только потому, что им было там проще, чем в других местах. Бывшие узники могли найти в городе Воркуте немало позитивных стимулов для того, чтобы поселиться в нем на короткий или долгий срок.

Одним из достоинств Воркуты, как и других городов бывшей империи ГУЛАГа, являлось близкое знакомство бывших заключенных с самим городом – не только с природой, но и с людьми. Когда 8 января 1954 года Валентин Фрид освободился из лагеря в Инте (города неподалеку от Воркуты), он с облегчением узнал, что ему позволят остаться в городе, а не пошлют в другое место. Он пишет: «Это было большой удачей. Здесь все знакомо, здесь друзья, здесь больше возможностей устроиться на сносную работу». В первые же дни «снаружи» Фрид понял, насколько ему повезло освободиться там, где у него имелись друзья и знакомые. Ему негде было жить, и он временно поселился на дому у другого бывшего заключенного по имени Вася Никулин, осужденного за воровство, с которым он познакомился в лагере819. Жить у Никулина было нелегко из‑за его склонности к запоям (и из‑за его злобной собаки), но в январе было важнее всего иметь теплое жилье, а если бы не доброта его знакомого, Фрид мог бы остаться без крыши над головой.

Нэнси Адлер в своей эпохальной работе о выживших в ГУЛАГе справедливо отметила: «Калечащее влияние лагерей продолжало ломать жизнь бывших заключенных и людей, связанных с ними социальными связями»820. Но, как видно из рассказанной выше истории, заключенные заводили в лагерях новые социальные связи, которые могли облегчить им адаптацию к жизни после освобождения821. Эти социальные связи были особенно важны в городах вроде Воркуты, где доминировали лагеря. Здесь бывшие заключенные встречались повсюду и составляли если не большинство, то крупное меньшинство населения. Чаще, чем в других местах, они занимали руководящие должности и потому могли помочь своим лагерным знакомым разжиться дефицитными ресурсами вроде жилплощади. Даже если двое не сидели вместе, общего опыта заключения в ГУЛАГе порой хватало для укрепления слабых социальных связей.

Из истории Галины С. видны как устойчивость, так и ограниченность социальных связей между бывшими заключенными. Галина не могла вернуться на постоянное жительство в Москву из‑за паспортных ограничений, она недавно овдовела и имела на руках новорожденного младенца. Первое время после освобождения она жила на квартире у другой бывшей заключенной. Работала она сначала охранницей в магазине. Ее начальником был другой бывший заключенный, нанявший ее из сочувствия к тяжелому положению матери-одиночки. Галина должна была отработать двадцать четыре часа смены и затем отдыхать три дня подряд. Такой режим работы позволял ей ухаживать за младенцем. Но помощи от других бывших заключенных не хватало, чтобы получить постоянное жилье или стабильный заработок. Поэтому она вышла замуж за мужчину, недавно завербованного в Воркуту на должность директора новой столовой. Галину познакомила с ним другая женщина, в чьей квартире она жила. Ее муж имел хорошую работу, и при