вербовке ему предложили жилье. После свадьбы молодая семья переселилась в «семейное общежитие». По сути, это была большая коммунальная квартира, но Галина, ее муж и ребенок имели там собственную комнату. Примерно через пять лет, в 1962 году, они переехали в две комнаты в коммунальной квартире, которую делили с другой семьей. В 1971 году они переместились в отдельную двухкомнатную квартиру на другой стороне улицы. Вспоминая свой брак десятки лет спустя, Галина утверждала, что главной причиной для замужества была возможность получения мужем жилплощади. Будучи одинокой матерью с маленьким ребенком, она не имела выбора822. В этом случае контакты с другими бывшими заключенными помогли найти временную работу и жилье, но оказались бесполезными, когда потребовались постоянное жилье и финансовая стабильность.

Поучителен и случай Павла Негретова. Он освободился в ноябре 1955 года, и полтора года ему было негде жить. Он ночевал попеременно то в квартире у своего друга детства Виталия (бывшего заключенного), то в лаборатории, где работал, то на квартирах у коллег, пока они были в отпуске (многие из них тоже были в прошлом заключенными). Он писал: «Так все лето 56‑го года я прожил у Ольги Павловны Бажовой, моей начальницы, у которой был отпуск за два года». Только вступив в брак в мае 1957 года, Негретов и его жена Урсула получили постоянное жилье и переселились в комнату общежития, которую делили с сестрой Урсулы823. В 1962 году супруги переехали в двухкомнатную квартиру в бывшем лагерном бараке наподобие того, что изображен на ил. 11. В январе 1967 года они переселились в отдельную квартиру в новом пятиэтажном крупнопанельном доме824.

Ил. 11. Юноши на мотоцикле перед типичными переоборудованными бараками, около 1955–1957 годов. Публикуется с разрешения Фонда центра KARTA (KARTA Center Foundation), Варшава

Многие бывшие заключенные находили работу через знакомства, которые заводили внутри зоны. Когда какой-нибудь заключенный уезжал из Воркуты в другой город, ему, как правило, приходилось в поисках работы обращаться к незнакомым людям. Даже когда он возвращался на прежнее место жительства, не существовало никаких гарантий, что прежние связи все еще действуют или полезны для поиска работы. Но в Воркуте бывшие заключенные часто полагались на друзей и знакомых, которых приобрели в лагере. Рабочий из шахты № 25 в анонимном письме в МУП в 1954 году заявил, что под прямым влиянием бывшего заключенного по фамилии Нюрин, работавшего главным бухгалтером, шахта наняла многих его друзей из бывших заключенных. Автор письма особо заявлял, будто Нюрин сговорился со своим закадычным другом из Воркутлага Баком на следующих условиях: Нюрин нанимает Бака на хорошую должность и платит ему командировочные в сумме почти 6 тысяч рублей. Эти двое якобы сговорились, когда встретились в Москве после освобождения. Очевидно, что данное анонимное письмо было доносом на Нюрина и Бака. Но оно лишь подтверждает широко распространенную и абсолютно легальную практику: бывшие заключенные часто нанимали своих друзей825.

Некоторые бывшие заключенные в Воркуте занимали должности, на которых отвечали за наем других работников. Даже если работодатель и потенциальный работник не были лично знакомы, их объединяло лагерное прошлое, и данное обстоятельство становилось решающим фактором в процессе найма. Оператор машины с шахты № 40 Гаджиев жаловался, что в кадровых вопросах бывшие заключенные имеют решающий голос и пользуются этим, чтобы нанимать других бывших заключенных. На пленуме горкома в 1959 году он заявил: «Есть еще бывшие заключенные, которые командуют комсомольцами и коммунистами. По-моему, надо сделать так, чтобы эти начальники не могли решать единолично вопрос о приеме и увольнении рабочих, ибо подчас они подбирают „своих“, освободившихся из лагеря»826. Именно наем «своих», по словам одного комсомольца, происходил на воркутинской фабрике по ремонту машин в 1956 году: на этой фабрике «начальники цехов и мастера большинство бывшие судимые, поэтому они заинтересованы только в квалифицированных, из числа заключенных работников, а от молодежи стараются отделаться»827.

Как видно из слова «квалифицированных» в последнем примере, дело было не только в том, что бывшие заключенные предпочитали нанимать других бывших заключенных. Производственники на шахтах и предприятиях, никогда не бывшие заключенными, зачастую всеми силами пытались удержать бывших осужденных узников, когда их массово освобождали из Воркутлага и ссылки. В их распоряжении были два альтернативных источника рабочей силы: заключенные Воркутлага, со временем все более недисциплинированные и непроизводительные, и новые завербованные работники со стороны, зачастую неопытные и не склонные надолго оставаться в городе после знакомства с трудностями жизни в нем. Чтобы удержать освобожденных заключенных, директора шахт в 1955–1956 годах ходатайствовали о предоставлении северной надбавки бывшим заключенным, оставшимся на своих рабочих местах (в норме это вознаграждение причиталось только приезжим завербованным работникам)828. Эти ходатайства дошли до Совета Министров СССР как через МУП, так и через Коми обком. В ответ Совет Министров 7 мая 1956 года выпустил циркуляр, позволявший директорам шахт подписывать договоры с освобожденными заключенными и ссыльными829. Теперь шахты и предприятия Воркуты могли предлагать бывшим заключенным северные надбавки, и им стало гораздо легче удерживать на работе узников, освобождавшихся из Воркутлага830. Кроме того, закон о реабилитации позволял засчитывать срок, отбытый заключенным на Крайнем Севере, при расчете северной надбавки, и данное положение было для заключенных серьезным стимулом остаться после освобождения831.

Кажется, как минимум в ретроспективе, что для некоторых людей превращение из заключенного в «свободного» рабочего являлось относительно плавным. Так было в случае Степана Михайловича Семегена, заключенного, работавшего с 1953 года на шахте № 27. Когда у него брали интервью для сборника воспоминаний об этой шахте, опубликованного в 2002 году, он описал свой собственный переход очень просто: «В 1957–58 годах уже постепенно началась замена заключенных на вольнонаемных, а с апреля 1958 года и я уже стал работать в качестве вольнонаемного. Но мой производственный статус не изменился: как был бригадиром-проходчиком, так им и остался»832. Может быть, он слишком упростил рассказ о своем превращении из заключенного в «товарища», но хорошо видно, что с трудовой точки зрения разница не всегда была такой уж разительной. Многие бывшие заключенные продолжали работать на тех же шахтах, на тех же должностях и даже руководили теми же бригадами, что и в заключении. На самом деле преемственность среди бригадиров и горных мастеров была весьма высокой: даже в 1964 году почти каждый пятый бригадир и горный мастер, работавший на шахте № 1, был в прошлом заключенным, и большинство