ним на виду у всех, не как перед тем, кто варил ей кофе по утрам, а как перед тем, кто был властен решать ее судьбу. И на мгновение ей показалось, что все вернулось и она снова в Тридевятом, стоит перед Иваном и ждет его приговора, только вот теперь это был не Иван, а тот, кого она меньше всего желала видеть в его роли.

Но глаза перед ней были зелеными, а не голубыми и смотрели задумчиво и слегка удивленно, а вовсе не зло и холодно.

– Царица желает присоединиться? – спокойно, будто уточнял, класть ей в кофе сахар с горкой или нет, спросил Кощей, и Василиса глубоко вздохнула от облегчения, только теперь осознав, что совсем перестала дышать.

Это все еще был ее муж.

– Царица желает, – ответила она, улыбнувшись.

Кощей улыбнулся в ответ. А потом встал с трона и взглядом предложил развернуться к залу. Василиса исполнила эту просьбу.

– Царица решила почтить нас своим присутствием, – громко оповестил он, и его голос эхом пронесся над толпой и ушел под потолок. – Кланяйтесь.

Несколько секунд зал оставался неподвижен. Но потом, к удивлению Василисы, первые ряды дрогнули и опустились на колени, а за ними волной и все остальные. Кощей удовлетворенно поднял подбородок и усмехнулся, явно довольный демонстрацией своей власти. Он взмахнул рукой и вырастил из гранитного постамента трон для нее. Василиса присмотрелась – его тоже был из камня.

Что ж…

Она села, не позволив себе поморщиться, выпрямила спину. Трон был твердый и неудобный, но не холодный: Кощей, как всегда, позаботился о ней. «Что же так жестко?» – подумала она и вдруг вспомнила, как однажды Иван сказал ей, что корона тяжела. «Чтобы чувствовать весь груз ответственности», – пояснил он.

Кощей вернул свое внимание подданным, жестом позволяя очередному просителю говорить дальше.

Дело было какое-то глупое. Два леших не поделили овраг и теперь, кажется, полагали, что главный аргумент в этом споре – сила голоса, поэтому каждый орал что есть мочи. Кощей почему-то этот балаган не останавливал. Слушал внимательно, пока вдруг не поднял руку и не вынес вердикт. Неизвестно, остались ли довольны лешие, но спорить не стали, поклонились и покинули зал.

– Следующие, – уронил Кощей.

Дальше выступили три мавки, не сумевшие договориться, кому достанется утопленник. Вскоре Василиса потеряла счет времени и просителям. Толпа никак не желала становиться меньше. Когда-то давно она спросила Кощея, не хотелось ли ему когда-нибудь стать судьей. Теперь она точно знала, почему его ответ был «нет».

– Не желает ли царица передохнуть? – в какой-то момент уточнил Кощей.

– Царица желает остаться подле своего царя, – ответила Василиса, надеясь, что это прозвучало не так мрачно, как ей показалось.

Прошло много часов, прежде чем последнее существо наконец покинуло зал и массивные деревянные двери, окованные металлом, захлопнулись, повинуясь жесту Кощея, и отрезали их от остального мира.

Кощей тяжело поднялся с трона, прошелся туда-сюда. Василиса тоже была не прочь встать, но не была уверена, что у нее получится.

– У меня болит все, – без всякого выражения сообщила она.

– Да, бывает, – согласился Кощей, – но со временем привыкаешь, и потом болит только мозг. Впрочем, тебе вовсе не обязательно сидеть здесь со мной.

– Нужно привыкать, – ответила она.

Кощей бросил на нее один из своих нечитаемых взглядов. А Василиса с тоской вспомнила кувшин и чашу для умывания в своих покоях.

– А горячая ванна – это совсем из области фантастики?

Кощей засмеялся, и непонятно было, весело или мрачно.

– Я распоряжусь, – ответил он. – И все же не стоило тебе, едва встав с постели…

– Ты сказал, я могу делать что хочу, – ответила она. – Я захотела побыть с тобой. Но этот трон ужасен. Кош, я хотела спросить…

Василиса оборвала себя. На самом деле она ни о чем не хотела его спрашивать. Она хотела, чтобы он рассказал сам. Но по-видимому, этого ей пришлось бы ждать вечность. Интересно, настанет в их отношениях момент, когда ей больше не придется тянуть из него информацию по крупицам, потому что он начнет делиться ею по собственному желанию?

– Говори же, – почувствовав заминку, подбодрил ее Кощей.

– Ты ведь знаешь, что не так с моими силами, да? – Василиса отвела взгляд. – Это все еще силы Марьи?

– Нет, – просто ответил он. – Это твои.

– Но…

Кощей сел на трон: то ли устал, то ли хотел чувствовать себя увереннее.

– Есть вероятность, что ты очень разозлишься, – вздохнул он, – но, полагаю, ты вправе знать. Я понял только теперь. Ты сказала, что не смогла передать способности к магии сыну… Боюсь, Василиса, в этом в некоторой степени виноват я.

– В каком смысле?

– Когда я похитил тебя, ты прожила здесь два месяца. Ты ела и пила то, что тебе приносили. И Навь сочла тебя своей. А Навь так просто не отпускает. Ей нужно было что-то в залог того, что ты вернешься. И она выбрала твои силы. Но видимо, ты ей понравилась, и в знак своего расположения по ночам, когда миры сближаются, она возвращает их тебе, чтобы с восходом солнца забрать снова. Вот так.

Боги… Кажется, в этот момент Василиса передумала. Пусть уж лучше молчит. Не нужна ей от него никакая правда. Разве что самая необходимая. Когда же их прошлое перестанет быть властно над ними?

– А что с силой Марьи? – глухо спросила она.

– Не думаю, что от нее что-то осталось. Но мы можем проверить.

Кощей снова встал с трона, обошел его и приблизился к стене. Нажал на один из камней в кладке, и ее часть сдвинулась в сторону, образуя проем и открывая взору начало винтовой лестницы.

– Идем, – предложил он, пропуская ее вперед. – Не удивляйся так сильно. Позже я устрою тебе экскурсию. В этом замке потайных ходов больше, чем явных.

Ну вот. А она-то тешила себя надеждой, что все здесь знает.

От восхождения по спирали закружилась голова. Но Василиса снесла его стойко и в качестве вознаграждения оказалась в небольшой комнатке наверху одной из множества башенок, венчающих крышу замка.

– Мой кабинет, – пояснил Кощей. – Если слуги вдруг не знают, где я, иди сюда.

Василиса огляделась. Он был похож на тот, что Кощей обустроил у них дома. Стол и кресло, шкафы с книгами, высокое напольное зеркало в резной раме из черного дерева. Только дома не было камина с лежащей перед ним шкурой. Впрочем, сойдет ей вместо любимого кресла. А еще здесь была небольшая лаборатория: колбочки, склянки, жестяные баночки и флаконы.

Кощей взял небольшую баночку и открыл. Василиса подошла ближе, заглянула в нее. Внутри был пепел.

– Что это? – подозрительно сощурилась она.

– Тебе не понравится, – усмехнулся Кощей. – Это прах Марьи.

Василиса ошарашенно уставилась на него. С другой стороны, стало понятно, зачем он ждал, пока погребальный костер прогорит до конца.

– Надеюсь, ты сохранил его не из сентиментальных побуждений? – недовольно проворчала она.

Кощей рассмеялся.

– Ох, родная, тебе никогда не стать темной, можешь больше не беспокоиться об этом.

Он высыпал щепотку пепла в чашу и разбавил ее чем-то бурым и вязким из одного из флаконов. Открыл небольшую шкатулку, вынул из нее иглу и положил на ладонь, вызвал пламя. Игла раскалилась докрасна.

– Дезинфекция, – серьезно пояснил Кощей и, когда игла снова остыла, попросил: – Дай руку.

Василиса не без опаски протянула ладонь. Кощей недовольно сдвинул брови.

– Прекрати вести себя так, будто у меня в руках ритуальный кинжал, – проворчал он.

Он уколол ей палец и сцедил каплю крови в чашу. Помешал смесь деревянной палочкой и произнес заговор. Смесь забурлила, а потом успокоилась и обратилась кристально чистой водой.

– Вот видишь, – кивнул он на чашу, – ничего. В тебе не осталось ни капли ее силы. Можешь быть спокойна.

«Хвала богам!» – не без сарказма подумала Василиса. Осталось смириться с тем, что ее муж хранит прах бывшей жены… И все же то, что теперь она окончательно освободилась от Моревны, не могло не радовать.

Однако вслух она сказала другое.

– Но ведь это ничего не меняет. Меня сорвало. Я взяла под контроль человека, едва не убила Баюна и Варвару. И кто я теперь? Разве я могу оставаться светлой?

– Но не убила. – Кощей обошел стол и сел за него, а затем заставил шкуру у камина принять форму кресла. Василиса осторожно опустилась в него. Сидеть в нем было странно, но в целом удобно. В любом случае стоять перед сидящим мужем ей не хотелось.

– Совсем недавно ты рассуждала о том, что любовь – это выбор, – аккуратно начал Кощей. – Так почему свет и тьма тоже не могут быть выбором? Ежедневным. Ежеминутным. Оттого таким сложным. И возможно, именно поэтому есть