избирательного права для женщин. Его противниками были социалисты и либералы. Одним махом они отбросили свои высокие принципы свободы и раскрепощения. Они исходили из убеждения, что если женщины пойдут голосовать, то священники с помощью сотен тысяч женщин чудесным образом умножат свои голоса. Шеф бельгийской Партии профсоюзов считал, что женщин не интересуют общественные проблемы и вообще им недостает развития. С другой стороны, слышались выборочные выступления католиков в защиту женского избирательного права, продиктованные эгоистическими интересами. Католики приветствовали Просвещение не просто как некое чудо. Посредством женского избирательного права они надеялись снова и навсегда заполучить абсолютное большинство голосов.

После Второй мировой войны социалисты все еще боялись, что христианская (т.е. католическая) Народная партия захватит абсолютное большинство. Законопроект то и дело прятали в долгий ящик, но потом вопрос решился благодаря социалистическому министру внутренних дел Питу Фермейлену. Он полагал, что от социалистических идеалов и так слишком далеко отступили. Кроме того, в 1944 году право голоса получили женщины Франции. А когда в Париже идет дождь, в Брюсселе моросит.

В скором времени социалисты, протестовавшие против женского избирательного права, получили перевес. Во время первых выборов (1949), в которых участвовали женщины, у «красных» был самый низкий процент со времен Первой мировой. Католики завоевали абсолютное большинство в Сенате, а в Палате потеряли только одно место. Но первый эффект быстро испарился.

В главе о языковой границе я уже говорил о моноязычных районах — нидерландско- или франкоязычных, за исключением БХВ. Вне этой градации фламандский политик выдвигает себя только для фламандских избирателей, валлонский — только для валлонских. Вообще национальных партий больше не существует. Франкоязычная либеральная партия не может, например, участвовать в выборах в Турнхауте. Фламандских христианских демократов бесполезно искать в Ла-Рош. Политика, который вам не нравится, но живет не в вашем, а в другом языковом районе, вы никогда не сумеете привлечь к ответственности. Политики могут безнаказанно ругать фламандцев или валлонов. Они должны оглядываться только на избирателей своего языкового района. Все это препятствует развитию чего-то подобного чувству ответственности за страну в целом.

Группа высокообразованных людей, именующая себя «Группа Павия» (по названию улицы в Брюсселе, где они впервые собрались), предложила выбирать часть Палаты представителей по общенациональному принципу. То есть они предлагают распространить систему БХВ на всю страну. Необходимо выделить 15 мест, или 10% Палаты — 9 нидерландскоязычных и шесть франкоязычных. Если вначале слышались насмешки по адресу «заумных профессоров», то сейчас, похоже, эта идея имеет шанс быть включенной в одну из будущих государственных реформ.

Распределение парламентских кресел осуществляется по давно уже общепризнанной и применяемой во всем мире системе юриста Д’Ондта. Чаще всего эта система честно срабатывает, когда большие партии выступают в преимущественном положении. Если же систему применяют к мелким результатам, калькуляция в пользу больших партий выглядит гротеском.

Величина языковых групп в этой системе также принимается в расчет. Вследствие применения этой пропорциональной системы ни одна партия никогда не получит большинства на выборах. Последний раз такое произошло в 1950— 1954 годах.

Кандидаты должны выигрывать выборы у себя дома. Члены парламента находятся рядом с местным населением и знают его проблемы. Они не жалеют времени для демонстрации своей деловитости, что совсем незнакомо нидерландцам и о чем я расскажу позже.

В федеральном парламенте установлена пропорция между величиной партий и языковыми группами, в федеральном правительстве подход иной. Согласно Конституции, в нем должно заседать одинаковое число франкоязычных и нидерландскоязычных министров — по принципу паритетности. Премьер-министр — особый случай, он стоит выше языковых различий (так говорят). На деле с 1958 года он, за двумя исключениями, был из числа фламандских христианских демократов. Никто бы не согласился иметь главой правительства человека, не владеющего обоими языками; к тому же много лет фламандские христианские демократы были самой крупной партией в стране, до тех пор пока несколько лет назад двуязычные валлоны не стали белыми воронами. Но все меняется. В 1999 году христианские демократы скрылись в оппозицию, премьером стал фламандский либерал Верхофстадт, и все чаще можно слышать, как франкоязычные «их превосходительства» более чем сносно говорят на нидерландском.

Палата имеет полномочия и власть — всё, чем подобные институции располагают в конституционных монархиях. Правительство должно пользоваться доверием членов Палаты (половина голосов плюс один при наличии большинства у членов Палаты). Министры несут ответственность перед Палатой, которая в любое время может делать им запросы и подавать интерпелляции. Члены Палаты могут предлагать законопроекты и вносить в них поправки. Начиная с 80-х годов прошлого века парламент удивительно часто стал использовать свое право на расследования: применительно к трагедии на стадионе «Хейзел», по поводу торговли оружием и в связи с запутанным судебным расследованием после разбоя, учиненного «брабантскими убийцами» — это дело, к вящему позору бельгийской юстиции, избежало полного раскрытия, так что по сию пору гуляют все новые, самые фантастические предположения и подозрения. Заседания комиссии, которая исследовала промахи жандармерии и полиции (с тех пор слившихся в единую полицию) в деле Дютру, транслировались напрямую по телевидению и собрали много зрителей. Исследовалось даже — Сенатом — безобразное поведение Бельгии в бывших африканских колониях и подмандатных областях. Тогда комиссия «прогнулась» под бельгийской позицией по геноциду в Руанде. Другая комиссия пыталась выяснить обстоятельства убийства Лумумбы.

В деятельность федерального парламента закралась какая-то фальшь. Я не имею в виду двуязычие или гомон дебатов — совсем напротив! Демократия должна производить шум, только диктатуры бесшумны, и я с удовольствием слушал, когда еще сидел на трибуне для прессы, как франкофоны аргументировали свои выступления так, будто каждый из них ежедневно прогуливался по Парижу. Фламандцы, читающие «НРС» или «Фрей Недерланд», никак не давали им это почувствовать. Мне нравилось видеть, как они внимательно прислушиваются к синхронному переводу цитат из Элсхота или Мультатули, не всегда улавливая их глубокий смысл. Так, они напрягают свои мозги в поисках французского эквивалента в пику модному словечку.

Я уже говорил, что валлонский избиратель никогда не может голосовать против фламандского политика, а фламандский — против валлонского министра. Но парламент в целом должен голосовать о доверии правительству страны. Франкоязычный депутат Палаты может спокойно голосовать против фламандского министра, но фламандский избиратель не может больше требовать санкций против франкоязычного депутата. И наоборот. Я уже указывал, что в нашем федеральном парламенте заседают рядышком два парламента, которым надлежит вместе контролировать одно и то же правительство. Это фальшь номер один.

Прошло то время, когда большинство получало патент на правоту, а оппозиция — патент на неправоту. Уже случалось так, что люди из большинства аплодируют