Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слишком часто бельгийское правительство (то есть и фламандское, и валлонское) состоит только в стремлении быть правым. Мне думается, что политика появилась из противоречия между «стремлением быть правым» и «обладанием правотой». С последним у нас всегда большие трудности. Мое представление от демократии такое: часть правоты держит в своих руках большинство, а другая ее часть находится в руках оппозиции. До многих бельгийских политиков это никак не доходит, но, к счастью, из этого бывает все больше исключений. Это фальшь номер два.
Во власти у нас слишком мало перемен. В ХХ веке одна только католическая партия заседала в правительстве не менее 94 раз. С Первой мировой войны она делила власть попеременно то с либералами, то с социалистами, один раз с теми и другими, но, собственно, смена большинства и оппозиции происходила у других, а не у католиков. Отсюда выходит, что у нас в Бельгии сложился чертовски односторонний взгляд на политическую правоту. Это фальшь номер три.
Или это была фальшь номер три. Даже католическое превосходство, которое в Бельгии почиталось как закон природы, было упразднено избирателями в 1999 году. Это был год, когда разразился так называемый диоксиновый скандал. Здравоохранение умалчивало, что в сферу питания просочился диоксин, но все вышло наружу. Катастрофическими были последствия для экспорта мяса, но еще более катастрофическими — для христианских демократов. Во время выборов они потеряли по всей стране девять мест. «Зеленые» ликовали. Впервые с 1958 года христианские демократы не вошли в правительство. Коалиция состояла из либералов, социалистов и «зеленых». В общем, она была «фиолетово-зеленой». На следующих выборах (2003) избиратели отвергли «зеленых», но «фиолетовые» продержались до 2007 года. Тем временем христианские демократы на местах снова пробились к кормушкам власти. В 2007 году они вновь выиграли федеральные выборы. Их верховод Ив Летерм привлек на свою сторону 800 тысяч голосов и только на севере страны с величайшим трудом, спустя месяцы разговоров и уговоров сумел сколотить хлипкую коалицию. Во время своей кампании он без остановки толковал о благом государственном управлении и пяти минутах политической воли, необходимых, чтобы разрешить щекотливую проблему «Брюссель — Халле — Вилворде» (БХВ). И что же досталось Бельгии: никакого благого управления и долгие годы канители без всякой видимости решения этой наскучившей проблемы из трех букв.
Некоторое время сохранялось впечатление, что бельгийская политическая система обрела стабильность. В Палате лишь конструктивный вотум недоверия мог свалить правительство, то есть альтернативное большинство членов Палаты должно было сейчас же предложить кандидатуру нового премьер-министра. Теперь нельзя было отправить правительство по домам после кивков нескольких депутатов, которые просто не выспались. Бюргеры порадовались этому как всенародной благодати, но немного погодя выяснилось, что политические нравы были глупее упований.
После выборов 2007 года Летерм властвовал один раз четыре месяца и десять дней, в другой раз — пять месяцев, извлеченный со дна своим закоренелым врагом Верхофстадтом, и один раз — своим товарищем по партии — я не называю его другом — Ван Ромпеем, пока тот не стал президентом Европы. После выборов июня 2010 года Летерму позволили принять министерство текущих дел. У него там все хорошо получалось. И долго.
Бельгийский парламент страдает провалами во власти. В этом он не отличается от аналогичных институций в других странах. Первая причина этого не имеет ничего общего с Бельгией, она связана со временем, в котором мы живем. Штампуется безумное количество законов. Круг обязанностей у властей неоглядный. Там, где прежде бюргер с нормальным уровнем способностей мог, приложив некоторые усилия, разобраться, как связаны друг с другом государственные дела, теперь требуется целая орда специалистов, которая к тому же без конца путается. В одном из «фиолетовых» правительств заседал госсекретарь, занятый зачисткой законов. Его блог еще можно еще найти в Интернете по адресу: kafka.be.
Вторая причина специфически бельгийская. Бельгия завалена восторженными эпитетами к слову «политика». Не так-то дегко найти человека, который интересуется публичной жизнью. Неустойчивый избиратель придает неустойчивость своим избранникам. Во время предвыборной кампании те разыгрывают изнурительную серию спектаклей, но не для того, чтобы завлечь публику, а чтобы показать партийным инстанциям, что у них еще много чего припрятано. Частный сектор платит столько же, а молодежным менеджерам не нужно вкалывать больше молодых турок в наших парламентах. Кроме парламентской работы есть еще обжорные ярмарки, автокараваны, дискуссионные вечера, дебаты на радио, телевидении, в приходских и народных домах, посещения предприятий, сессии попечительских услуг, «служба помощи», партийные собрания, конгрессы и т.д.
Нужно обладать твердой как гранит убежденностью или ненасытной жаждой власти, чтобы выбрать себе такую скотскую жизнь. И прежде всего железным здоровьем. Да, можно очень высоко забраться, прежде чем рухнешь. Если не удастся стать министром или хотя бы госсекретарем, тогда это лишь половина успеха.
Я ничего не имею против амбиций, они стары, как сам человек, это все равно, что выступать против солнца или дождя. Но парламент, где слишком много членов добиваются высоких должностей, слишком послушен, слишком податлив. Упрямых карают. Тот, кто публично поносит правительство со скамьи большинства, никогда потом не попадет в правительство. Счастливы бывают еще достойные уважения парламентарии, которые соглашаются прилежно работать как депутаты от сельских районов, выступать за своих избирателей, вгрызаясь в землю, и все это в полусумерках, в тени. Неблагодарный избиратель зачастую наказывает их за эти труды. Так что политики предпочитают рысью мчаться в телестудию. Телекамеры словно притягивают, в этом отношении нет никакой разницы между Бельгией и Нидерландами.
Третья причина. Парламент подвергается внешнему влиянию властных структур. Профсоюзы, работодатели, больничные фонды, организация в поддержку мигрантов «Каритас» и католические школы — все они продвигают соглашения в своих собственных секторах. Свой сектор они знают лучше, чем специализирующиеся в нем депутаты, потому что у последних голова занята еще многим другим. Когда христианские демократы угодили в оппозицию, то самые сильные организации — а это как раз католики — сразу лишились ключей от «черного хода» власти. И все же по-прежнему между верхушкой работодателей и вожаками профсоюзов, между врачами и больничными фондами идет дележ сотен миллионов налоговых денег, далеко от глаз контроля, который должен