не может заниматься политической деятельностью. «Сталин посмотрел на меня так, будто я не в своем уме… и встреча быстро завершилась», — рассказывал он потом[606].

Позже, в августе 1944 года, Сталин бесцеремонно пояснял группе польских эмигрантских лидеров, что Советский Союз позитивно воспримет образование в Польше «коалиции демократических партий» — хотя, конечно же, эти вопросы должны «решаться самими поляками». Под «коалицией» он имел в виду предвыборную коалицию, члены которой не конкурируют друг с другом. Под «демократическими» подразумевались просоветские партии[607]. Бесспорно, он предпочитал выборы, вообще лишенные состязательности. При таком раскладе даже у польских коммунистов появлялся шанс на победу. Как говорил советский руководитель Владиславу Гомулке в 1945 году, «при хорошей агитации и надлежащем подходе к делу вы сможете получить внушительное число голосов»[608].

Некоторые государства покорно последовали сталинской формуле и провели выборы без конкуренции. Югославия, например, организовала именно такие выборы в ноябре 1945 года: Советскому Союзу не нужно было убеждать Тито в необходимости разделаться с оппонентами. Согласно официальным результатам, 90 процентов голосов получил Югославский народный фронт — единственная партия, включенная в избирательный бюллетень. Советский посол в Белграде безудержно хвалил эту инициативу, убеждая Молотова в том, что прошедшие выборы «укрепили» страну. По его оценке, это был грандиозный успех[609]. В Болгарии накануне ноябрьских выборов 1945 года коммунистическая партия также объединила несколько левых партий в предвыборную коалицию[610]. В обеих странах подлинная оппозиция центристских и правоцентристских партий, отказавшихся вступить в блоки будущих победителей, призывала соотечественников бойкотировать голосование. Многие граждане так и поступили, но это не помешало коммунистам заявить о своей безраздельной победе.

И все же, несмотря на усилия НКВД и местных коммунистов, далеко не все местные политики согласились вступать в создаваемые коммунистами союзы и не все местные рабочие быстро проникались классовым сознанием. В 1945–1946 годах экономика региона пребывала в хаосе. Разгул политического насилия порождал недоброжелательство к Советскому Союзу. В итоге первый раунд свободного или наполовину свободного голосования, вопреки прогнозам Маркса, стал крупным поражением коммунистических сил почти во всех странах Восточной Европы. После выборов тактика коммунистических партий стала гораздо жестче.

В Польше на первых порах Сталин действовал осторожно, по крайней мере когда дело касалось выборов. Его эмиссары не пытались силой загнать польский политический класс в постановочные однопартийные выборы, как это было сделано в Югославии или Болгарии. После ареста и депортации шестнадцати командиров Армии Крайовой западные державы начали относиться к польской политике с повышенным вниманием, и Сталин, вероятно, считал, что поддержание фикции коалиционности временного правительства страны в такой ситуации является важным. По всей видимости, под влиянием именно этих соображений он весной 1945 года позволил одному из последних некоммунистических польских руководителей, Станиславу Миколайчику — политику, который пытался спорить с вождем о демократии, — вернуться в страну и заняться политической деятельностью.

В отличие от польских коммунистов, которые не участвовали в электоральной жизни страны в предвоенный период, Миколайчик был широко известен польской публике. До 1939 года он возглавлял Польскую крестьянскую партию, располагавшую социальной базой в деревне, социал-демократической программой и реальной легитимностью. После двойного германо-советского нашествия он перебрался в Лондон, где присоединился к польскому правительству в изгнании. После того как в 1943 году генерал Владислав Сикорский трагически погиб в авиакатастрофе в Гибралтаре, Миколайчик стал вместо него премьер-министром. Именно в этом качестве он в последние месяцы войны вел переговоры о послевоенном статусе Польши со Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем. Их бесплодность удручала польского политика. Во время особенно неприятной встречи со Сталиным и Черчиллем в Москве в октябре 1944 года польский премьер-министр случайно узнал о том, что, несмотря на заверения Рузвельта, союзники уже уступили восточную часть Польши Советскому Союзу. Это произошло на Тегеранской конференции — в ходе той самой встречи, на которой Черчилль предположил, что Польша вполне может «подвинуться на запад». Миколайчик накричал на Черчилля и потребовал изменения политики. Британский премьер в ответ повысил голос: «Своим вечным недовольством вы смертельно нам надоели!»[611]

После массового ареста руководителей Армии Крайовой в марте 1945 года Миколайчик почти не верил в возможность становления демократии в Польше. Тем не менее он решил вернуться в страну. Как отмечает польский историк Кристина Керстен, Миколайчик «пребывал в иллюзии, что Сталин всерьез считает своей целью не коммунистическую Польшу, а именно демократическую Польшу, дружественно относящуюся к СССР»[612]. За это его критиковали многие поляки, как в Лондоне, так и в самой Польше, считавшие, что его возвращение укрепило легитимность правительства, де-факто уже контролируемого Советским Союзом. Одна из эмигрантских газет делилась мрачным пророчеством: «История учит нас тому, что поступь диктаторского тоталитаризма не могут остановить даже самые далеко идущие компромиссы… Единственный путь к освобождению — быстрое склонение мирового общественного мнения на нашу сторону»[613]. Миколайчик постоянно подчеркивал, что Ялтинские договоренности гарантировали «скорейшее проведение свободных и честных выборов на основе всеобщего избирательного права и тайного голосования». Он был склонен принимать это обещание за чистую монету[614].

В июне 1945 года Миколайчик побывал в Москве, где принял участие в переговорах, итогом которых стало формирование временного правительства Польши. На них присутствовали как «люблинские поляки» в лице Берута, Гомулки и прочих просоветских деятелей из Польского комитета национального освобождения, так и лидеры Польской крестьянской партии. В подписанном соглашении отмечалось, что Временное правительство национального единства будет управлять страной до проведения всеобщих выборов. Крестьянской партии выделили несколько министерских портфелей, а также запасы бумаги, позволявшие ей начать издание собственной газеты. В горьких мемуарах, написанных в изгнании, Миколайчик вспоминает, что хотя это соглашение «вновь разочаровало большинство поляков… уже недалек был тот день, когда его соблюдение показалось бы нам большой удачей, ибо в конечном счете наша партия так и не получила того, что ей было обещано. Она вообще ничего не получила»[615].

На какой-то краткий миг сторонникам Миколайчика показалось, что им есть на что надеяться. Его первые поездки по стране оказались триумфальными. Когда его самолет в июне 1945 года приземлился в Варшаве, главу эмигрантского правительства встречали тысячи поляков. Толпа следовала за его кортежем через весь город, а потом, собравшись под окнами здания, выделенного Временному правительству на южной окраине Варшавы, горячо приветствовала его. Во время визита в Краков, состоявшегося через несколько дней, ликующие сторонники буквально подхватили автомобиль Миколайчика на руки и пронесли его по улицам города. Потом подхватили и носили на плечах самого политика. Но вся эта эйфория не могла скрыть ощущения какой-то угрозы. Вечером, после встречи с местным руководством Крестьянской партии, Миколайчик едва не натолкнулся на автоматную очередь.