Его не собирались убивать — его хотели лишь напугать, и это вполне удалось. Позже он узнал, что все руководители, присутствовавшие на встрече с ним, были арестованы сразу после его отъезда[616].

В последующие месяцы Миколайчик и его преданные сторонники провели избирательную кампанию, которая оказалась необычайно бесстрашной и удивительно напористой. Сначала его партии пришлось добиваться права открыто заниматься оппозиционной деятельностью, потом она требовала слова в ходе первого общенародного референдума, затем она сражалась за места в первом послевоенном парламенте. К 1947 году Крестьянская партия проиграла все три битвы, но перед этим своей силой и общественной поддержкой успела напугать и польских коммунистов, и их советских менторов.

С самого начала польские коммунисты всеми силами старались изолировать Миколайчика и его партию. Предвыборная «коалиция», которую предложил Сталин, была оформлена довольно быстро. В просоветский блок вошли сами коммунисты, до конца не определившаяся Социал-демократическая партия и две «декоративные» партии: еще одна Крестьянская партия, контролируемая коммунистами и призванная запутать избирателей, а также Демократическая партия, созданная с аналогичной целью. Настоящая Крестьянская партия отказалась присоединиться к этому странному альянсу, оставшись единственной не вошедшей в него легальной партией. В результате вокруг Миколайчика сплотились все антикоммунисты страны, от умеренных социалистов до радикальных националистов.

В течение нескольких месяцев коммунистическое руководство осознало допущенную ошибку. На заседании ЦК партии зимой 1946 года Гомулка впервые открыто раскритиковал партию Миколайчика. Он охарактеризовал оппонентов как нового реакционного «врага», тесно связанного с западными империалистами. Крестьянская партия, намекал он, может оказаться более опасной, чем партизаны-антикоммунисты, до сих пор скрывающиеся в польских лесах[617]. По словам молодого партийного экономиста Влодзимежа Бруса, присутствовавшего на заседании, «многие были удивлены прямолинейностью этого выпада, прежде всего потому, что поддержка коммунистов внутри страны была не столь очевидной, а это означало необходимость не борьбы, а диалога. Кроме того, люди устали от долгой войны, от потерь и жертв». Впрочем, хотя самого наблюдателя «жестокость атаки сильно удивила», другие присутствовавшие встретили новый курс «с удовлетворением»: по крайней мере, полагали они, партия «покончит с реакцией»[618].

Сам Миколайчик, разумеется, знал, что его организация подвергается нападкам. Легальная в принципе партия с самого начала подвергалась жесткому давлению, включая полицейское насилие, пытки и даже убийства. Уже в ноябре 1945 года он направил руководству польских спецслужб первую из многочисленных жалоб, касавшуюся «массовых арестов членов Крестьянской партии в Тарнобжеге, а также конфискации партийного имущества». В том же месяце полицейские и коммунистические функционеры воспрепятствовали собранию сторонников Миколайчика в Тржебнице. Кроме того, крестьян, проживавших в окрестностях Олесницы, предупреждали, что любого, кто ходит на такие собрания, могут арестовать. Наконец, из офиса Крестьянской партии в Ловиче были украдены партийные документы. 9 января 1946 года Миколайчик составил список из восемнадцати своих активистов, арестованных во Вроцлаве; чуть позже он добавил в список еще восемьдесят арестованных в Лодзи[619].

Иногда членов Крестьянской партии обвиняли в акциях, которые совершались членами вооруженного подполья. Например, в марте 1946 года местные коммунисты организовали политическое собрание в Лапанове, к юго-востоку от Кракова, на которое члены Крестьянской партии не были приглашены. По пути домой несколько коммунистов и полицейских подверглись нападению партизан, вооруженных автоматами. В перестрелке семеро коммунистов были убиты и еще трое ранены. На следующий день полиция начала без разбора арестовывать местных членов Крестьянской партии на том основании, что, отсутствуя на собрании, они якобы вполне могли организовать засаду. Полицейские также сожгли дом местного лидера оппозиции. По словам Миколайчика, государственные службы «не проводили никакого расследования и не пытались выявить виновных… Речь идет о несомненном злоупотреблении властью»[620].

В разгар всей этой смуты Крестьянская партия добилась необычайного успеха: ей удалось наладить выпуск партийной газеты, которая называлась Gazeta Ludowa. У ее издателей был очень ограниченный доступ к бумаге, а возможности почтовой рассылки газеты подписчикам полностью отсутствовали. Время от времени газету вынужденно продавали по одному экземпляру в руки, не разрешая покупать ее для друзей и знакомых, поскольку тиража не хватало. По воспоминаниям Миколайчика, «спрос на ежедневный тираж газеты составлял полмиллиона экземпляров, но выделенной нам бумаги хватало всего на 70 тысяч. Сотни экземпляров удерживались коммунистами в типографиях и на сортировочных пунктах… А индивидуальных подписчиков предупреждали, что если они не откажутся от подписки, их уволят с работы»[621]. В отличие от радио, Gazeta Ludowa не могла дойти до каждого поляка. Но ее статьи, выходящие под откровенными заголовками типа «Маски сброшены» или «Спецслужбы пытают поляков», предельно точно описывали реальность для тех, кому удавалось достать экземпляр издания. Газета публиковала имена арестованных людей, а также даты и обстоятельства их задержания, а ее журналисты горько сетовали на то, как обходятся с Миколайчиком в ходе парламентских заседаний. Хотя его партии выделили в парламенте треть мест, во время выступлений лидера Крестьянской партии или кого-то из его заместителей зал наполнялся невообразимым гулом: невозможно было разобрать ни слова[622].

Нападки на Крестьянскую партию не смогли ее уничтожить. Напротив, похороны убитых партийцев собирали все больше негодующих людей.

Священники, которые в то время еще могли высказываться открыто, в своих проповедях начали обличать правительство. В одном из приходов ксендз выступил со следующей речью: «Если нас спросят, кто представляет в стране так называемую реакцию, то однозначно надлежит отвечать, что именно мы, католики, и есть реакция — и мы обязательно победим марксизм». Как проницательно отмечал один из членов коммунистического ЦК, «идея блока [левой коалиции] не смогла обрести широкой популярности в массах». Даже слабая и запуганная Социал-демократическая партия начала жаловаться на то, что тайная полиция обходится с Крестьянской партией слишком строго[623].

Понимая, что почва уходит у них из-под ног, польские коммунисты приняли на вооружение тактику проволочек. Вместо того чтобы провести выборы осенью 1945 года, как это сделали венгры, болгары и югославы, Якуб Берман, главный идеолог партии, убедил Берута назначить референдум на начало лета 1946 года. Суть этого предложения, объяснял он потом, заключалась в том, чтобы изучить общественное мнение, «отделить зерна от плевел» и подготовить людей к примитивному выбору «за» или «против» Миколайчика[624]. Вопросы, предлагаемые избирателям, были сформулированы так, чтобы подтолкнуть граждан к утвердительным ответам: Поддерживаете ли вы упразднение Сената [довоенного института, имевшего незначительные функции]? Поддерживаете ли вы земельную реформу и национализацию крупной промышленности при сохранении частной собственности? Одобряете ли вы приобретение Польшей новых территорий и ее новую западную границу?

«Правильным» ответом на все три вопроса было «да», и поэтому коммунисты проводили свою кампанию под простым и понятным лозунгом: «Трижды „да“!» Миколайчик принял вызов, призвав своих последователей утвердительно