Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кони встревожились, когда отряд миновал третий по счету поворот. Все разом. Опять захрапели, прижав уши и грызя удила. Бурушко напряг лоснящуюся от пота шею и оскалил зубы: «Чую его… Берегись, оно рядом! Впереди!»
– Наготове будьте, – спокойно велел товарищам Добрыня. – Если что, живо в седла.
На углу открывшегося впереди узкого кривого проулка громоздился очередной курган из ломаного камня. Едва отряд его обогнул, все замерли – и люди, и кони.
Еще по дороге царица помянула, что перед главными воротами Кремнева, между стенами столицы и предместьем, лежит луг, который местные зовут Ярмарочным полем. В праздники, как рассказывал ей Пров, там разбивают шатры торговцы, а горожане и посадские устраивают гулянья. Так что выехал отряд из развалин как раз туда, куда надо… но не зря воевода подозревал, что дела у защитников – как сажа бела, и пробраться в город окажется не так просто.
Терёшка втянул с присвистом воздух сквозь зубы. Мадина не сдержалась, сдавленно охнула.
– Сюда! – приказал Добрыня, ухватив Бурушку под уздцы и заводя его под прикрытие наполовину обвалившейся каменной изгороди. Отсюда всё, что творилось на Ярмарочном поле, было видно, как на ладони.
«С таким ты еще не дрался, – отдались в голове у воеводы мысли коня, так и сыпавшие искрами ярости. – Будет трудно».
Добрыня, успокаивая, быстро огладил морду любимца, но про себя с ним мрачно согласился.
Свое имя – Кремнев – город носил не зря. Такой камешек-кремешок поди-ка расколи. Обведенные широким и глубоким сухим рвом внешние стены, поднимавшиеся на высоту почти в тридцать локтей, облицовывала кладка из тесаных белокаменных плит. Прясла [20] стен прикрывали круглые башни с медными шатровыми кровлями, а внутри, на крутом холме, возвышались сложенные из белого и багряного камня укрепления детинца, однако сейчас их было толком не разглядеть из-за дымной пелены. Над покрытым горелыми проплешинами полукольцом Ярмарочного поля и над пряслом стены, куда были врезаны ворота, дым и вовсе нависал тяжелой шапкой: плыл над заборолом, окутывал верхушки башен, защищающих въезд в столицу справа и слева. Добрыня узнал их мигом. Именно эти четырехъярусные башни были вырезаны на синекряжских монетах.
Задумку строивших укрепления мастеров воевода оценил по достоинству. С башен, выступающих за внешнюю линию стены, рвущегося к городским воротам неприятеля можно было плотно обстреливать, забрасывать камнями и поливать кипятком и горячей смолой сразу с двух сторон. И сверху, и с боков.
К воротам вел переброшенный через ров каменный арочный мост. Последнее, навесное его звено сейчас было поднято, а сами ворота, глубоко утопленные в стену, оказались, как и следовало ожидать, железными, тяжелыми и двустворчатыми. Видать, когда возводился Кремнев, княжеские усобицы в Синекряжье вспыхивали часто, раз позаботились город так укрепить.
Только вот враг, нацелившийся сейчас на столицу, уразумел, что ему незачем тупо, в лоб, переть по мосту к воротам и подставляться под обстрел… А может, чудище побоялось, что мост под ним возьмет да рухнет? Но то, что именно в этом месте, у ворот, удобнее всего подобраться к стенам, за которыми засели пытающиеся огрызаться людишки, до него как-то дошло, мозгов достало. Чуял ящер и другое – то, что стены Кремнева перед ним не устоят и рано или поздно превратятся в груду обломков. Слишком уж торопиться было незачем, и, видать, подуставшая тварь решила чуток отдохнуть перед тем, как вновь испробовать их на прочность.
Воевода и его спутники, скрытые развалинами, молча разглядывали то, что свернулось посреди луга огромным чешуйчатым серо-стальным полукольцом. Да уж… тут не просто попотеешь, тут до смерти упаришься…
Незваный гость и вправду куда больше походил на ящерицу, чем на змея, а если подбирать сравнения поточнее – на бескрылого западноземельского дракона. Длиной он был, прикинул про себя воевода, саженей под тридцать, а зубастая башка, покачивающаяся на массивной толстой шее, в высоту доставала ровно до половины городской стены.
Чернобог его знает, может, этакая громадина и впрямь из Ужемирья, однако она точно не змеевич, не чудо-юдо, и на выверну не похожа. Аспиды – тоже тварюги здоровенные, быка с пастбища в лапах запросто утащат, но они не серые, а черные, с пестрым узором на спине и с раздвоенным, шипастым ядовитым хвостом, а главное – крылатые, и перепончатые крылья у них огромные, что твои паруса. Говорят, в дальних землях Белосветья обитают бескрылые огнедышащие звероящеры – не из той ли породы гадина? Но Добрыня о них только слыхал, самому видать не доводилось.
Это же чудовище сложением напоминало песчаного варана из пустынь за Хвалунским морем, хотя мощные мускулистые трехпалые задние лапы были у него все же подлиннее, а тяжелые шея и загривок смахивали на бычьи. Чувствовалось, что ящер при всей кажущейся неповоротливости и объемистом раздутом брюхе не только силой не обделен, но и стремительностью не обижен.
Под шкурой и тускло сверкающей чешуей, холодно отливающей цветом дымчатого булата, грозно ворочались мышцы – тоже словно выкованные из стали. Густо усаженный кривыми шипами толстый хвост хлестал по земле, подергивался и извивался. Завершался он обоюдоострым копьевидным выростом-наконечником длиной с туловище взрослого мужчины. Один небрежный удар – и человека раскроит пополам, даже если на нем железный доспех.
Частые гребни из коротких шипов тянулись в два ряда и по горбатому хребту. Под горлом, весь в морщинистых складках, висел огромный зоб: он был внахлест покрыт сверкающими пластинами чешуи, как и грудь ящера, и брюхо, и загривок. Основание шеи окружали зазубренные костяные выросты, а громадную голову и тупоносую морду усеивали шишковатые наплывы. Не череп, а готовый таран.
И поди разбери, где у гада уязвимые места и куда и как его бить. Копьем уж точно не взять…
– Вылупится же на свет… такое… – прошептал Терёшка, и его ладонь дернулась к рукояти отцовского ножа на поясе – не нагрелась ли?
Рукоять оставалась холодной, да и камень в ее обоймице полыхнуть васильковым светом не спешил. Нечистью чудовище не являлось, было оно по всем признакам просто немыслимо огромной и жуткой хищной зверюгой, пускай и огнедышащей, только вот защитникам Кремнева от этого легче не становилось.
Прясла стен по обе стороны ворот почернели от копоти, а белокаменную кладку покрывали следы ударов и расходящиеся вокруг трещины, словно по ней прицельно били из пороков [21]. Досталось и заборолу, и мосту, а сильнее всего – башням, защищающим ворота. Особенно – левой. Ее крыша обрушилась, половина зубцов с наружной