стороны превратилась в обломки, и разбитый верхний ярус еще дымился. Добрыня аж прищурился с недоумением. Повредить так кровлю башни мог огонь, хлеставший из пасти ящера, – широкая струя чадного пламени, превращающего в жидкий расплав колокольную бронзу, туда запросто достанет. Но в стены-то гад башкой, что ли, с маху долбил? Или хвостом по ним шарахал – так же, как разносил дома в предместье?

И ведь, по всему видно, воротами чудище еще как следует не занялось. Примеривалось. А вот когда возьмется за дело по-настоящему, людям на стенах и за стенами придется туго.

Враг Кремнев осадил страшный, однако местные, готовя свою столицу к обороне, сделали всё, что могли. Несмотря на то, что делать это явно пришлось впопыхах. Воинов с самострелами, мелькавших на стенах, десятники да сотники, насколько сумел рассмотреть издали Добрыня, расставили толково. Человеческие фигурки в шлемах и кольчугах хлопотали и у трех установленных на забороле тяжелых крепостных стрелометов, и на пряслах, и на площадке боевого хода над воротами.

Кованая железная стрела длиной в четыре локтя, пущенная из такой штуковины, уложит на месте великана, коли удачно попасть. Против змееподобных тварей это тоже оружие серьезное, беда лишь в том, что даже из стреломета пробьешь чешую не всякого гада и не во всяком месте… Ну а от обычных стрел и бронебойных болтов тут пользы и вовсе мало, если, опять же, не угодишь твари в глаз или другое уязвимое место, да притом не единожды.

– Камнеметы бы на стену… – зло уронил Василий. – Да приласкать урода хорошенько…

– Не поможет, – покачал головой Добрыня, не сводя глаз с ящера. – Чтоб такую башку проломить, на нее целую скалу свалить нужно.

Чудовище тем временем зевнуло. Ровно напоказ осажденным. Сверкнули в широченной пасти два ряда изогнутых кинжалоподобных клыков… да нет, это никакие не кинжалы, это ни дать ни взять ятаганы восточные. Неуловимо быстрым для такой туши движением ящер приподнялся с брюха на лапы и для начала хлестнул хвостом по земле. Так, что пыль и зола облаком поднялись. Передвигался на коротких сильных лапах он на диво проворно, извиваясь всем телом и поводя на ходу из стороны в сторону рогатой головой, но потек-заструился отчего-то не к воротам.

– Это он чего делает?.. – растерялся Терёшка.

Гад, подползший к руинам на краю поля, и впрямь занялся чем-то совсем странным. Из укрытия было хорошо видно, как он роется в грудах каменных обломков, словно что-то там настойчиво пытается найти – только щебенка и крупные комья земли во все стороны летят. Оказалось, и точно искал. Ящер трудолюбиво выворотил из-под развалин парочку серых валунов, из которых был сложен подстенок [22] обрушенного им дома. Каждый – не меньше аршинов трех в обхват. Откатил добычу в сторону, вытянул шею, снова разинул зубастую безъязыкую пасть и принялся неспешно заглатывать тот валун, что покрупнее. Когда камень пропихнулся чудищу в глотку, оно так же деловито взялось за второй.

– Жрет он их, никак? – изумился Казимирович.

В Поморских землях Добрыня слыхал от добытчиков морского зверя, что моржи, киты-белухи и тюлени глотают обкатанные волнами камни-голыши, чтобы груз этот помогал им быть устойчивее в воде да ловчее нырять. А в желудках добытых глухарей и тетеревов воевода, как и всякий охотник, не раз находил мелкие камешки, которые те проглатывают, чтобы лучше перетирались березовые почки, побеги брусники и хвоя. Богатырю хотелось думать, что ящеру валуны нужны для чего-то похожего – мало ли как устроены эти иномирные твари, может, они без каменюк попросту чахнут да помирают, но от еще одной догадки, мелькнувшей у Добрыни, когда он снова бросил взгляд на городские стены, на душе стало скверно. Если она верна, дела защитников Кремнева плохи.

Проглотив оба камня, ящер малость подумал и сожрал третий. Развернулся и вот теперь уже споро пополз в сторону рва и ворот.

Рой болтов, вылетевший из бойниц, его не остановил: от горбатой спины, шеи и головы чудовища они отскакивали как горох. Такую гадину разве что под горным камнепадом похоронишь, если заманишь ее куда-нибудь в ущелье. А всё, что могут сейчас защитники на стенах, – попытаться выбить вражине глаза… но попробуй прицелиться, когда чудище без конца головой дергает…

Попытаться защитники Кремнева всё же решили, уже, видно, не в первый раз. На правом прясле стены, к которому тварь повернулась боком, засновали ратники. Стрелометные машины на забороле были изготовлены к бою загодя, оставалось их навести, развернув на станках. Темная молния сорвалась с желоба стреломета, вылетела из проема между белокаменными зубцами, а вдогонку ей просвистела, рассекая воздух, вторая – это вступили в бой дружинники, оборонявшие стену над воротами.

– Чтоб тебя… – снова стиснул кулаки Терёшка.

Обе стрелы метили ящеру в голову – и обе прошли мимо. Не потому, что стрелки их наводили косорукие. Чудовище вовремя и очень ловко завертело башкой, и первая стрела скользнула по броне чешуи на его плече, даже не поцарапав шкуру. Вторая разминулась с целью на пару аршинов, едва не задев лоб твари.

Над лугом, точно громовой раскат, прокатился глухой и низкий взрык. Гад как-то весь подобрался, напружинился и распахнул пасть. Во всю ширь.

Из ноздрей повалил сизый дым, а из пасти с рокочущим воем ударил темно-багровый поток огня и вырвались грязно-серые тяжелые клубы. Их Добрыня сначала тоже счел дымом, но тут же, увидев, как наливаются они изнутри алым свечением, понял, что это раскаленный пепел. Смешанный со шлаковой крошкой.

Про тварей, такое умеющих, воевода прежде и слыхом не слыхивал. Теперь стало ясно, откуда на пожарищах столько пепла взялось и почему он целыми грудами-сугробами и длинными полосами покрывает даже мостовую, где гореть нечему.

Метил ящер своим плевком по защитникам левого прясла стены, хлопотавшим у третьего стреломета, и с выстрелом они поторопились. Еще одна железная стрела, выпущенная по чудищу, ушла сквозь огненное облако совсем уж в сторону, ткнувшись в траву за краем рва. Волна пламени и густого, удушливого и жгучего пепла уже рушилась на забороло, когда над воротами появилась человеческая фигурка. В полный рост. Без шлема, без брони, в долгополых светлых одеждах. Безумца заволакивали рваные клочья дыма, но было хорошо видно, как взметнулись на горячем ветру черные волосы и длинные откидные рукава и в руках серебряно блеснул посох, навершие которого, всё ярче разгораясь, пылало бело-голубой звездой. Надо думать, был это тот самый Остромир, Николаев придворный чародей.

Из навершия посоха хлынули, расходясь в стороны, сияющие лучи. Держа чародейское оружие обеими руками, черноволосый волшебник, казавшийся