с другого конца луга совсем крохотным, выставил его перед собой. Воздух заискрился, кладку стены окутала дрожащая сетка, сотканная из лазорево-белых сполохов, и сгустки багрового пламени и пепла словно ударились с маху о невидимый щит. Пламя разом опало и угасло, серо-алое облако зависло-замерло в воздухе и начало осыпаться в ров. Точно грязный снег повалил.

– Силен… – восхищенно слетело с губ Василия.

Бело-голубой узкий луч, вырвавшийся следом из посоха, целил чудищу в шею. Выглядело это так, будто алмазно сверкающий гибкий хлыст выметнулся из-за щита и попытался обвиться вокруг горла твари. Обвился. И… ничего не произошло. Сплетенная из боевых чар удавка соскользнула со стальной чешуи и рассыпалась искрами, едва ящер резко дернул головой.

Чародей, может, и был силен, но близко с огнедышащими гадами раньше не сталкивался. Вот и не знает, что таких тварюг волшбой почти невозможно одолеть, да еще один на один. Последние сомнения в этом у Добрыни рассеялись, когда чародей пошатнулся, словно его тяжело ударило в грудь. Смельчаку бы не пытаться поразить ящера, бесполезно это, а заняться бы защитой стен. Иначе Остромир лишь измотает себя понапрасну до полного опустошения или до смерти. Хотя, не будь у города такого защитника, столько времени сдерживать тварь вряд ли бы удалось.

Рядом с волшебником на стене показались еще несколько бойцов, уже в доспехах. Один из них, в белом плаще поверх брони, рослый и плечистый, выше Остромира на две с лишним головы, первым кинулся к зашатавшемуся чародею и его подхватил. Явно богатырь. Кто-то из царских воевод? Или… неужто сам Николай – поспел все-таки обормот в Кремнев прежде Добрыни со спутниками? Отсюда не разобрать…

А вдруг это… Да нет, не может быть!

Добрыня мельком глянул на Мадину. Та тоже не отводила глаз от воина на стене, а побелевшие губы царицы что-то беззвучно шептали. Не иначе мелькнула у нее та же мысль, что и у воеводы. Или помощи у Белобога просит?

Что ж, на Белобога, знамо дело, надейся, но сам не плошай. Подмога защитникам Кремнева нужна – и немедля. Если сейчас не отвлечь ящера на себя, а того лучше, прикончить, ворота могут и не выдержать.

По большому счету уже все ясно. Тварь определенно не безмозглая, стремящаяся лишь тупо жрать и поливать без разбора огнем то, что на глаза попадается. Какие-никакие мозги в зубастой башке имеются, и справиться с гадом будет трудно. Но управу на всякого врага найти можно, коли просчитать всё как надо. Пока воеводе казалось самым разумным атаковать тварь с коня, вымотать, а затем ослепить стрелами. То, что не выходит сделать со стен, может получиться с земли, благо на открытом лугу простора много больше, чем было у ратников на площади, которым эта затея тоже не удалась. Зенки-то у чудища, похоже, самое уязвимое место, в них и надо метить. Главное, чтоб у дракона этого других подарочков для супротивников про запас не нашлось…

И вот тут-то над Ярмарочным полем снова раскатился густой рык. Тварь вздернула башку, и зоб, болтающийся под горлом, начал надуваться-распухать. Округлился, на глазах превращаясь из обвисшего складками мешка в тугой шар. Как у лягушки, собирающейся сыто квакнуть. Брюхо у гадины вспучилось, запульсировало, а горло дернулось – казалось, ящер, отдуваясь, готовится рыгнуть.

Огнедышащие горы Добрыне приходилось видеть, но совсем другое дело, когда извергает каменный расплав из себя живая злобная тварь… Из глотки ящера хлестанули уже не огонь с пеплом – струи жидкой багровой лавы. И вместе с лавой, рассыпающейся в воздухе пылающими брызгами, вытолкнулось еще что-то – круглое, охваченное пламенем.

Невозможная догадка оказалась верной. Чудище наглоталось валунов, чтобы раскалить их у себя в зобу, выкупав в слюне-лаве, – и шарахнуть по городской стене, как из осадной машины. Вот откуда взялись черные выбоины и следы ударов, покрывавшие кладку, и вот почему развалины, через которые ехал отряд, выглядели так странно. Словно в иные из домов то ли громовые стрелы били, то ли великан из пращи обломками скал запускал.

Выстрелившая из пасти вишнево-красная глыба с грохотом врезалась в угол многострадальной башни, прикрывающей въезд в город слева. И кладка, которой и без того успело достаться, не выдержала. Полетели каменные обломки, башню заволокла туча известковой пыли, смешавшись с дымом и еще не осевшим до конца пеплом, и остатки зубцов рухнули.

Обвалился и верх третьего яруса, из бойниц-скважней которого по ящеру били стрелки, да и на забороле от струй лавы и от посыпавшихся сверху градом каменных осколков убереглись не все.

Крики боли и бессильной ярости донеслись даже до Никитича и его спутников. Воевода увидел, как на площадке над воротами богатырь в белом плаще взметнул вверх щит, пытаясь прикрыть от каменного града сразу Остромира и еще какого-то дружинника, и как чародей, дернувшись из-под щита к парапету, вновь заслонил воинов на стене ярко засиявшим посохом. Да только пустить волшбу в ход толком не успел, а может, сил уже не хватило. Вторая раскаленная глыба, которой плюнуло чудовище, прорвала вспыхнувшую у нее на пути завесу из голубых искр и жахнула в упор по искалеченной верхушке башни.

Каменную облицовку рассекли трещины, побежали вниз, и, осев и накренившись, башня начала оползать в ров. По ушам опять саданул раскатистый грохот, и Добрыне на миг показалось, что из-под ног ушла земля. Следом городскую стену еще раз щедро окатил огонь, взметнув над ней жадные красные языки на высоту человеческого роста. И в кладку рядом с воротами лупанул третий валун.

Когда чуть рассеялась новая туча бурой пыли и серо-черного дыма, Мадина тихонько застонала, будто всхлипнула.

Ров у моста был засыпан битым камнем, а от наполовину рухнувшей башни, похожей теперь на раскрошенный, обломанный почти под корень клык, остались одни развалины. Слева же от ворот со стены снесло два зубца, и там зияла брешь.

* * *

Ящер добился своего. Уже неважно, что тварь выберет – продолжит обстреливать и поливать пламенем прясло, чтобы расширить пролом, заодно не давая защитникам его заделать, или сразу полезет через ров и примется разносить стену башкой-тараном. И так, и эдак городской дружине долго не выстоять. Сколько-то ратники продержатся, прежде чем чудище ворвется в город, но слишком многие полягут на стенах и под стенами… и останется на месте Кремнева дымящееся пепелище. Кто-то, конечно, укроется в детинце, но опять же – надолго ли?..

А людьми город сейчас набит под завязку, как бочка – солеными грибами. Хорошо, если кремневские воеводы, поняв, что