Ответа, казалось, не было.

1

Туманные круги вокруг фонарей исчезли, когда началопроясняться небо на востоке, и к девяти часам утра установился теплый и ясныйдень — пожалуй, началось бабье лето. Ральф спустился вниз вскоре послеокончания передачи «Доброе утро, Америка», решившись поведать Мак-Говерну отом, что с ним происходит (по крайней мере, то, в чем у него хватит духупризнаться), пока не передумал. Однако остановившись у дверей апартаментов напервом этаже, он услышал шум душа и пение Уильяма Д. Мак-Говерна.

Тот напевал «Я оставил свое сердце в Сан-Франциско».

Ральф вышел на крыльцо, засунув руки в карманы. В мире нетничего, абсолютно ничего, отметил он, что могло бы сравниться с октябрьскимсолнцем; почти ощутимо отступают прочь ночные тревоги. Несомненно, онивернутся, но в данный момент Ральф чувствовал себя отлично, несмотря наусталость и дурман в голове. День выдался просто великолепный, пожалуй, досамого мая едва ли выпадет еще один такой же чудесный денек. Ральф решил, чтонужно быть круглым идиотом, чтобы не воспользоваться удачей.

Прогулка до развилки по Гаррис-авеню и обратно займет неболее получаса, ну, минут сорок пять, если с кем-нибудь поболтать по дороге, ак тому времени Билл уже примет душ, побреется, причешется и оденется. А вдовершение предоставит внимающее ухо, если Ральфу повезет.

Ральф дошел до площадки для пикников, даже не отдавая себеотчета в стремлении встретить старину Дора. Если они встретятся, то смогутнемного поболтать о поэзии — например о Стивене Добинсе, или пофилософствовать.

Эту часть разговора можно начать с объяснения Дорренсанасчет «дел Лонгтаймеров» и узнать, почему он считает, что Ральфу не следовало«вмешиваться».

Но только Дорренса не оказалось на площадке для пикников;там сидел только Дон Визи, жаждавший объяснить Ральфу, почему Билл Клинтон такплохо справляется со своей работой в качестве президента и почему дляСоединенных Штатов Америки было бы лучше, если бы американцы выбрали вместоКлинтона этого финансового гения Росса Перо, Ральф (который голосовал заКлинтона и считал, что тот отлично справляется) послушал из вежливости, затемсказал, что у него назначен визит к парикмахеру. Это было единственное, что онсмог придумать в качестве отговорки.

— И еще вот что! — кричал ему вслед Дон. — Его спесиваяженушка!

Она же лесбиянка! Я знал это. И знаешь откуда? Я всегдасмотрел на ее туфли.

У них туфли нечто типа тайного кода! Они носят туфли сквадратным носком и…

— Пока, Дон! — крикнул Ральф и поспешно ретировался. Онпрошел около четверти мили, прежде чем день окутал его тишиной.

2

Ральф находился как раз напротив дома Мэй Лочер, когдаслучилось это.

Он замер на месте, глядя на Гаррис-авеню расширившимися отудивления и неверия глазами. Правая рука сжала горло, а рот широко открылся. Онбыл похож на человека, с которым произошел сердечный приступ, но, несмотря нато, что с сердцем у него все было в порядке — по крайней мере, пока, ончувствовал себя тай, будто с ним действительно произошел какой-то приступ.

Ничто из виденного им в ту осень не подготовило его к этому,Ральф не думал, что к этому вообще можно подготовиться.

Второй мир — таинственный мир аур — снова стал видимым, и наэтот раз его было настолько много, что Ральф даже и представить себе не могподобного… Настолько много, что, подумал он, не умирают ли люди отперенасыщения восприятия. Гаррис-авеню превратилась в яростно сверкающую странучудес с перехлестывающими друг друга сферами, конусами и полумесяцами всехцветов радуги. Деревья, которым оставалось еще около недели до полнойтрансформации, пылали подобно факелам в глазах и разуме Ральфа. Небо невозможнобыло описать; оно оглушительно звенело синевой. Телефонная линия в западнойчасти Дерри все еще была наземной, и Ральф зачарованно взирал на провода, врядли замечая, что он затаил дыхание и ему необходимо немедленно сделать вдох,чтобы не потерять сознание. Трепещущие желтые спирали волнами катились почерным проводам, напомнив Ральфу шесты у входа в парикмахерскую в те времена,когда он был еще ребенком. Почти ежесекундно это шмелеобразное вращениепрерывалось остроконечным вертикальным импульсом красного цвета или зеленойвспышкой, которая, казалось, мгновенно растекалась в обе стороны, затмеваяжелтые круги, прежде чем рассеяться.

«Ты смотришь на людские разговоры, — подумал он. — Тебе этоизвестно, Ральф? Тетушка Сэди из Далласа болтает со своим любимым племянникомиз Дерри; фермер из Хейвена отчитывает дилера, у которого он купил трактор;священник пытается помочь попавшему в беду прихожанину. Все это голоса, икажется, что яркие импульсы и вспышки исходят от людей, охваченных сильнымиэмоциями — любовью или ненавистью, радостью или ревностью».

Ральфу казалось, что все, что он видит и ощущает, еще далеконе все; что по-прежнему еще целый мир ждет, скрытый за обычным восприятием.

Достаточно многогранный и блистательный, чтобы превратитьвиденное сейчас в жалкий бледный снимок, тусклое подобие наблюдаемого. И еслисуществует еще что-то, как же ему вынести все и не сойти с ума? Даже если онзажмурит глаза, это не поможет: откуда-то ему было известно, что его ощущение«видения» вещей берет начало в отношении к зрению как основному факторувосприятия. Но было, кроме всего прочего, нечто большее, чем просто«смотрение».

Чтобы доказать это самому себе, Ральф закрыл глаза… И всеравно продолжал видеть Гаррис-авеню. Как будто его веки стали прозрачными.

Единственным отличием было то, что все цвета изменились,создавая мир, напоминающий негатив цветной фотографии. Деревья, уже не желтыеили оранжевые, стали яркими, неестественно зелеными. Гаррис-авеню, зановозалитая асфальтом в июне, превратилась в великолепную белую дорогу, а небоказалось удивительным красным озером. Ральф открыл глаза, почти уверенный, чтоауры исчезнут, но этого не произошло; мир по-прежнему кричал и вращался в цветедвижения и глубоких, резонирующих звуках.

«Когда же я начал видеть их? — стал вспоминать Ральф,возобновляя свой путь к дому. — Когда же начали появляться лысоголовыедоктора-коротышки?» Однако не видно было никаких докторов — ни лысоголовых,вообще никаких; не появлялись ангелы; не выглядывали и дьяволы. Только…

— Смотри под ноги, Робертс! Неужели не видишь, куда идешь?

Слова, резкие и немного тревожные, казалось, обладалифизической тканью; все равно что провести рукой по дубовым панелям, которымиобшиты стены старинного аббатства. Остановившись, Ральф увидел миссис Перрин.Она отступила с тротуара на проезжую часть, чтобы не оказаться сбитой с ног, итеперь стояла по щиколотку в опавших листьях с тяжелой сумкой в руке, грозновзирая на Ральфа из-под густых бровей. Аура, окружавшая ее, была твердого,не-шутите-со-мной серого цвета формы выпускника Вест-Пойнта.