Ральф, вздохнув, бросил газету на сиденье стоящего рядомкресла-качалки и стал наблюдать, как утро шествует по Гаррис-авеню. Он подумал,что, скорее всего, Мак-Говерн разговаривает с Джоном Лейдекером, а не с ЛарриПерро, что в данный момент они проводят небольшой учитель-и-студент симпозиумпо поводу истерзанного бессонницей, тронувшегося умом Ральфа Робертса.

«Просто я подумал, что тебе захочется узнать, кто на самомделе позвонил в полицию, Джонни».

"Спасибо, профессор. Мы и так.

Догадывались, но подтверждение не помешает. Думаю, онбезопасен. Он мне даже нравится".

Ральф отбросил подозрения по поводу того, кому может звонитьБилл.

Проще было сидеть здесь и вообще ни о чем не думать, даже огиппопотамах.

Проще было наблюдать за подъехавшим к «Красному яблоку»грузовиком. Проще было смотреть на старушку Гарриет Бенниген в ярком осеннемпальто и с клюкой; по сравнению с ней миссис Перрин выглядела просто желторотымцыпленком. Проще было наблюдать за девчушкой в плотно облегающих джинсах,свободной белой футболке и шляпе размера на четыре больше, чем следовало бы,прыгающей через скакалку. Проще было смотреть за движущимися вверх-вниз рукамидевчушки. Проще было слушать, как она напевала свою бесконечную считалку:

"Раз-два-три-четыре-пять-шестьсемь-восемь-девять-десять.

Царь велел меня повесить…"

Некая, — глубинная часть разума Ральфа с удивлениемпонимала, что он вот-вот заснет прямо на веранде. Одновременно с этим аурыснова начали пробираться в мир, наполняя его пышным разноцветием и эмоциями.Это замечательно, но…

… Но что-то было неладно. Что-то. Что?

Девочка прыгала через скакалку. С ней было неладно. Ееобтянутые джинсами ноги подпрыгивали и опускались, как лапка швейной машины. Еетень прыгала рядом на тротуаре, сквозь трещины в котором пробивалась трава.

Скакалка кружилась — вверх и вниз… Делала полный оборот…Вверх и вниз… Однако на девочке не свободная футболка, здесь он ошибся.

Вместо футболки был надет халат. Белый халат, какие носятврачи в старых телесериалах.

"Раз-два-три-четыре-пять-шестьсемь-восемь-девять-десять.

Царь велел меня повесить."

Облако закрыло солнце, и грустный зеленый свет заструилсясквозь день, открывая его подноготную. Ральфу стало прохладно, он покрылсягусиной кожей. Прыгающая тень исчезла. Девочка взглянула на Ральфа, и онувидел, что это вовсе не девочка. Создание, взирающее на него, было мужчинойоколо четырех футов ростом; Ральф принял затененное полями шляпы лицо задетское потому, что оно было абсолютно гладким, без единой морщинки. И все жеоно вызвало у Ральфа безошибочное чувство — ощущение присутствия дьявола,пагубность, не поддающуюся здравому смыслу.

"Именно так, — с тупой уверенностью подумал Ральф, не всилах отвести взгляд от прыгающего создания. — И только так. Кем бы ни было этосущество, оно безумно. Абсолютно и бесповоротное.

Создание, должно быть, прочитало мысли Ральфа, потому что вэтот момент его губы исказила усмешка, хитрая и злая одновременно. Как будто имобоим была ведома одна и та же неприятная тайна. И Ральф был уверен почтиуверен, — что создание каким-то образом пело сквозь растянутые в усмешкенеподвижные губы… Раз-два-три-четыре, Что-то лопнуло в квартире.

Пять-шесть-семь, Убирайся НАСОВСЕМ!

Восемь-девять-десять-стой!

Все умрут, иди ЗА МНОЙ!

Это не один из тех лысоголовых врачей-коротышек, которыхРальф видел выходящими из дома миссис Лочер, он был в этом уверен. Похожий наних, но не тот же самый. Это… Создание отбросило скакалку прочь. Та, пролетая ввоздухе, стала сначала желтой, потом красной, разбрызгивая искры во всестороны, пока не упала на тротуар. Маленькая фигурка — доктор N3 — усмехаясь,смотрела на Ральфа, и он неожиданно понял кое-что еще — то, что наполнило егоужасом.

Он наконец-то узнал шляпу, которую носило создание.

Это была утерянная Биллом Мак-Говерном панама.

4

И снова создание как бы прочитало его мысли. Продолжаяусмехаться, оно сорвало панаму с головы, обнажив круглый безволосый череп, истало махать головным убором Мак-Говерна так, будто, наконец, оседлало дикого,лягающегося жеребца.

Внезапно оно указало на Ральфа, словно отмечая его. Затемснова надело панаму и исчезло в проходе между двумя зданиями. Солнцеосвободилось от туч, и мерно колышущаяся яркость аур вновь стала блекнуть. Ещемгновение — и перед ним была Гаррис-авеню — скучная улица, такая, как всегда.

Ральф глубоко вздохнул, вспоминая выражение безумия намаленьком усмехающемся лице. Вспоминая то, как оно показывало (УбирайсяНАСОВСЕМ!) на него, словно (все умрут, иди ЗА МНОЙ!> отмечая.

— Скажите же, что я заснул, — хрипло прошептал он. — Скажитемне, что я заснул, и это чудовище мне приснилось.

Сзади открылась дверь.

— О Боже, да ты разговариваешь сам с собой, — произнесМак-Говерн. — Уж не положил ли ты деньги в банк, Ральфи?..

— Да, достаточно, чтобы покрыть расходы на свои похороны, —огрызнулся Ральф. Ему казалось, что он говорит как человек, только чтоиспытавший нервное потрясение и все еще переживающий его последствия; оножидал, что Билл подойдет к нему с выражением тревоги (или подозрения) на лицеи спросит, что произошло.

Однако Мак-Говерн этого не сделал. Плюхнувшись вкресло-качалку, он скрестил руки на узкой груди и стал смотреть наГаррис-авеню, словно на сцену, на которой он сам, Ральф, Луиза, ДорренсМарстеллар и многие другие пожилые люди — представители золотого века, поопределению Мак-Говерна, — были обречены разыгрывать свои часто нудные, аиногда и приносящие боль роли.

"Предположим, я расскажу Биллу о его панаме, — подумалРальф. — Предположим, я начну так: «Билл, я знаю, что случилось с твоейпанамой. Ее носит некий тип, состоящий в родстве с теми деятелями, которых явидел прошлой ночью. Она была на нем, когда он прыгал через скакалку».

Но если у Билла и осталась хоть какая-то надежда, что егососед еще не выжил из ума, эта последняя капля, без сомнения, развеет ее. Да.

Ральф решил держать язык за зубами.

— Извини, что задержался, — сказал Мак-Говерн. — Я засталЛарри уже в дверях, он собирался в похоронную контору, но прежде чем я успелзадать ему вопрос, он пересказал мне половину событий из жизни Мэй и выдалполнейшую историю своей собственной. Болтал без умолку минут сорок пять.